Из двух зол
Шрифт:
— Полиция их схватила, — сказал Жэдивер, стараясь незаметно достать автомат, но он исчез.
— Слышал. Я ожидал, но они не пришли.
Коббер помолчал.
— Вы, должно быть, пытались помочь им. Не так ли?
— Я их нашел и думал предупредить. Но — слишком поздно.
— Хорошо, что вы хотя бы пытались. Я проверял вас и не смог ничего найти. Но, должно быть, они придумали что-то новое, — добавил Коббер в раздумье.
— Это — новинка, — утомленно подтвердил Жэдивер. — И я не могу от нее избавиться.
— Расскажите.
Сгорбившись в темноте, Жэдивер поведал о том, что с ним случилось.
— Плохо, — произнес Коббер после паузы.
Это прозвучало словно временная отсрочка приговора. Жэдивер знал.
— Мне нравился Бёрлингэм, — продолжал Коббер. — И Эмили тоже…
Бёрлингэм, конечно, неплохой парень. Эмили он видел раз или два, если считать последнюю ночь. Она заслуживала лучшей участи.
— Я не знаю этих полицейских, — сказал Жэдивер.
— Зато я знаю, и я их найду, — пообещал Коббер. — Мне нравилась Эмили.
Подобные намерения не сулят ничего хорошего, подумал Жэдивер, но в душе он одобрял его решение. Одним садистом станет меньше в вооруженных силах охраны порядка.
— Вам лучше бы уйти, пока есть возможность, — сказал Жэдивер.
Коббер рассмеялся.
— Я и собираюсь так поступить. Я знаю Венеру, и внутри меня нет шпиона.
Он поднялся, погасил свет и вытащил из-под кровати спаренный автомат.
— Возьмите. Вы нуждаетесь в нем больше меня.
Жэдивер поморгал благодарно глазами и взял оружие. Коббер верил ему.
Он поднялся.
— Позавтракаете?
— Нет, — ответил Коббер. — Я собираюсь последовать вашему совету и исчезнуть.
Подойдя к двери, он прислушался, приоткрыл ее и повернулся к Жэдиверу.
— Сообщите этому полицейскому, что я знаю столько фокусов со спаренными автоматами, что ему и не снилось. Я их продемонстрирую…
— Надеюсь, что я с ним не увижусь.
— А вы не обязаны. Они ему сами сообщат. Те, кто наблюдает за вами. Я надеюсь, что они это сделают.
Он приоткрыл дверь и исчез.
Кухня устала ожидать Жэдивера. Раздраженно прокудахтав, она прислала стол в комнату. Он механически сел и стал есть.
Не только расстояние, но прежде всего принцип действия устройства — вот что его занимало. Он не мог уйти от этой еще не решенной проблемы — ее следовало решить.
Во-первых, сведения передавались полиции с достаточной степенью точности. Ведь они оказались в состоянии предупредить ограбление. Неточно, но все же узнали, что во главе операции стоял Бёрлингэм и — сколько человек ему помогало. Знали приблизительно и дату.
Мысли, зрительные и слуховые ощущения, осязание и другие чувственные восприятия — вот что, теоретически, могла передавать печатная радиосхема.
Он мог исключить мысли. Никто еще не доказал, что мысли могут передаваться от одного человека к другому механическим или каким-то иным путем. Но это еще не причина, чтобы отбросить подобное предположение. Если они могли читать его мысли —
Чувство осязания, температура тела и тому подобное было неважно ни для кого, за исключением ученых. Он не думал, что полиция питала к нему научный интерес. Следовало исключить и ощущения.
Его зрение и слух — вот что было им нужно. Они могли видеть то, что видел он; слышать то, что слышал он. В пределах доступного им расстояния бегство снималось с повестки дня. Все могло предать его — какой-нибудь уличный знак блеснет перед глазами, и они сразу узнают, где он находится.
Но существовала же какая-нибудь защита! Ею мог быть любой известный вид радиации. Можно же было как-то отражать проклятые волны!
Он имел дело с неосязаемыми факторами.
Задача полиции была ясна: с его помощью они осуществляли скрытое наблюдение за тем нелегальным миром, который обычно зовется «дном».
Если этот контакт оборвется или если им покажется, что он собирается сбежать, его бесполезность станет очевидной, и тогда в удобное для них время они просто совершат еще один арест.
Жэдивер подошел к экрану. Решение было принято. Действовать следовало спокойно, но быстро.
Робот — банковский клерк появился на экране, и Жэдивер кратко потребовал выяснить, сколько денег на его счету. Небрежно подписавшись, он передал чек.
В ожидании начал укладываться, отбирая самое необходимое. Багажа было немного — только спецодежда. Инструменты и оборудование, за исключением нескольких небольших предметов, он решил оставить. Не к чему брать их с собой. Если все уладится, он сумеет их восстановить, если нет — они только помешают.
Он собрался за несколько минут, а денег все не было. Присев, стал нервно рисовать на бумаге каракули. Наконец звякнул доставляющий парашют: вместе с аккуратно уложенным хрустящим новеньким счетом прибыли деньги — итог многолетних сбережений. Он рассовал их по карманам.
Листок все еще находился у него в руках. Он хотел выбросить его, но пальцы почему-то отказывались повиноваться. Он удивленно уставился на скомканный клок и почувствовал импульс, какой-то внутренний толчок, заставивший его разгладить бумагу.
На ней виднелись какие-то слова, хотя он и не помнил — когда их написал. Дрожащий нервный почерк — как будто писавший страдал нервными заболеваниями. Но несмотря ни на что, это несомненно был его собственный почерк.
Послание от него к нему самому. Нет, не от него самого. Но, разумеется, имелось в виду, что он его прочтет.
«БЕГИ, ЖЭДИВЕР. Я помогу тебе. Твой друг».
Он сел. В мозгу непроизвольно возникло лицо Думьи Филоне. Он не смог бы доказать, что это именно она, но казалось вполне вероятным, что то было дело ее рук. Она, конечно же, знала о схеме, знала задолго до того, как узнал он. Ему вспомнился инцидент с чешущейся кожей.