Из глубин
Шрифт:
Удо чуть заметно вздрогнул, до гибели Рихарда этого с ним не случалось. Свежеиспеченный граф Гонт растерянно взглянул на протянутую ему руку, темно-серые глаза блеснули. Слезы или нечто большее?
– Моя жизнь принадлежит моему королю и моему королевству, – губы Удо коснулись кольца с аметистом, кольца Волн. Борн не слышал о древних Силах, для него Альдо был королем, а Талигойя – королевством, но глава рода кровных вассалов имеет право знать все.
– Так и будет, – улыбнулся сюзерен, придав ритуальным словам неожиданную теплоту, – так и будет! Займи свое место, граф Гонт.
Удо отошел. Жаль, что он вассал Приддов, а Берхаймы служат
– Старый закон прост, – поднял руку Альдо Ракан, – в Высокий Совет попадают по праву рождения. Государь волен в жизни и свободе подданных, но даже он не может лишить их того, что они обретают по праву крови.
Алва, Савиньяки, Дораки, фок Варзов предали свою честь и свою кровь, но они есть, и пока они есть, в Высоком Совете остается тринадцать человек.
По обычаю, глава Великого Дома говорит за отсутствующих вассалов. Ричард Окделл! Тебе принадлежат Слова графа Карлиона и графа Берхайма, пока те не прибудут ко двору. Валентин Придд, граф фок Варзов предал короля и Талигойю, и я забираю у него его Слово и вручаю твоей чести.
Робер Эпинэ, в доме Молнии – два предателя. Савиньяк и Дорак. Их Слова отходят к тебе, как и Слово отсутствующего графа Ариго, которого мы надеемся увидеть в этих стенах…
Сюзерен говорил всем, но Дику казалось, что слова государя предназначены лишь ему. И еще Вечности.
Если днем метаться по городу, а ночами читать бумаги, через неделю станешь засыпать хоть за столом, хоть в церкви, хоть на Высоком Совете. Лишь бы тебя не дергали.
Эпинэ с силой сжал резные конские головы, но они были слишком гладкими, чтобы впиться в ладони, а сон затягивал, как болото. Вассалы на своих скамьях, стражники у дверей, колонны, статуи, фрески сливались в дрожащие пятна и отъезжали куда-то вдаль. И еще, будто назло, было тепло и тихо. Ровный голос Альдо не мог тягаться с сонным маревом, из которого выныривали то физиономия Карваля, то пороховые мельницы, то стены Багерлее, над которыми кружило воронье. Ветер нес пожухлые листья, старый клен скрипел, жаловался, просил снять с него веревки, потому что ему не уснуть, пока рядом бродит повешенный. А повешенный не уйдет, потому что у него нет имени. Значит, весны не будет, она больше не придет в Олларию, ее просто не впустят…
Рука Эпинэ соскользнула с подлокотника, герцог вздрогнул и поднял голову, неподъемную, словно у мертвого коня. Спать было нельзя, не спать невозможно. Иноходец с силой прикусил губу, потом щеку, солоноватый вкус во рту вернул Первого маршала на Высокий Совет. Альдо все еще говорил. Ноздри сюзерена раздувались, глаза блестели – он не хотел спать, он хотел царствовать.
– Мы вернем Золотой анаксии ее величие, – объявил Альдо Ракан украшенной коронами двери, – мы пройдем от Седого моря до Померанцевого.
От Седого до Померанцевого? Зачем?! На юге Талиг и так выходит к морю, но нам не до тонкостей землеописания, нам нужно все и сразу. «Золотая анаксия» корячится в столице и полутора графствах, а сюзерен
Робер Эпинэ дорого бы дал, чтоб не слышать, что несет государь, но затыкать уши на Высоком Совете – это слишком даже для Первого маршала.
– Нам не нужны огрызки с марагонского стола! – вещал человек, ни единого дня не живший за собственный счет. – Мы отказываемся от всех побед Олларов. Вернее, от подлостей, которые узурпаторы и их последыши называют победами. Нам не нужна варастийская зараза, бергерские камни, марагонские зыбуны! Все, что лежит за пределами Талигойи Раканов, может отправляться к кошкам. До поры до времени! Мы начнем с того, чем закончил Эрнани Одиннадцатый, и придем к тому, чем владел Эридани Великий!
Лэйе Астрапэ, что он плетет?! Это не упрямство, не сумасшествие, а нечто большее. С такой рожей только вирши девицам читать, но не царствовать и не воевать.
– Мы есть Закон, – возвестил императорский потомок, – и мы есть власть! Мы и наши кровные вассалы. Остальные – лишь слуги Анаксии. Мы напоминаем Повелителю Скал, что он владыка Полуночи и отвечает перед нами за земли, лежащие к северу от Раканы.
Ракана?! Это еще что такое?
– Вы удивлены? – Альдо довольно усмехнулся. – Вы думали, я вернул своей столице имя, которое у нее отобрал марагонский бастард? Нет! Мы не желаем возвращать времена угасания. Кабитэла – имя поражения, а нам нужно имя победы, залог силы, успеха, могущества. Столица – сердце империи, сердце подвластного нам Зверя, и залогом этого да будет ее имя. Ракана – главный город Золотой анаксии! Ракана – столица Золотых Земель! Ракана – центр мира и мироздания! Лэвон, лэвайе, эорианэ!
Непонимающие взгляды Борна и Рокслея, счастливое лицо Дикона, неуверенный писк Тристрама.
– Лэвон лэвайе эорианэ! – Бедные гвардейцы не понимают, что орут, для них это просто странно звучащие слова. Такие же дурацкие и непривычные, как их теперешнее название.
– Лэвон лэвайе анаксэ Альдо! – Виконт Мевен с трудом сдерживает смех, для него происходящее забава, надолго ли?
– Лэвон лэвайе анаксэ Альдо! – Дикон выхватил шпагу, его примеру следуют Рокслей и Тристрам…
– Лэвон лэвайе… – А вот Придду все равно, что повторять, – молитву или языческие здравицы. Удо Борн, то есть Удо Гонт, и вовсе не знает, чего от него хотят. И слов нужных не знает, не научили еще.
– Лэвон лэвайе, – требовательный взгляд сюзерена, старые, забытые тысячелетия назад слова, старое, вытащенное из Заката безумие. Может, это все-таки сон? Сон, в котором нужно кричать.
– Лэйе Астрапэ! – Золотые листья-искры, грохот копыт, крики ястребов, пронзительное ржание. – Лэйе абвение лаэтарэ!
Древние слова, новые места, вечная глупость, а сюзерен опять говорит. Теперь о могилах.
– Мы воздадим должное и чести, и предательству. – Альдо ненадолго замолчал. – В Старом парке будет храм, мы перенесем туда останки короля Эрнани. Рядом со своим сюзереном обретут пристанище его защитники Алан Окделл и Эктор Придд. Повелитель Скал, Повелитель Волн, вы слышите меня?
– Мой король! – Ричард с горящими глазами срывается с места. – Мой король!
– Да, ваше величество, – наклоняет голову Придд.