Из хорошей семьи
Шрифт:
Сергей Васильевич состарился красиво, сохранил выправку, как у военного, и густые казацкие усы, теперь совершенно седые. Федору всегда казалось, что он похож на Чапаева, а с годами это сходство только усилилось.
Когда Федор вошел, официанты как раз накрывали столы для горячего, гости разошлись по залу, сбившись в маленькие компании, и Костенко стоял в окружении таких же стариков, как сам, наверное, фронтовых товарищей. Они беседовали так оживленно, что Федор постеснялся вмешиваться, только улыбнулся, поймав
Он заметил, что голоса стали звучать громче, многие лица уже раскраснелись от выпитого, и наступала та стадия вечера, когда присутствие начальства только стесняет.
Федор быстро съел свое горячее, о котором нечего было сказать, кроме того, что оно горячее, еще раз расцеловался с юбиляром и отбыл домой.
На следующий день была суббота, и Федор настроился спать, пока не надоест, но Татьяна растолкала его в восемь. Ей срочно понадобилось за специями, которые, естественно, можно купить только на рынке и только рано утром.
Федор сел в кровати, понимая, что сопротивление бесполезно, но одну робкую попытку все же себе позволил:
– Танюш, а может, обойдемся?
– Ну конечно! – Пока он спал, жена уже собралась и в черном свитере и брюках была сама непреклонность. – Сам же плов попросишь, а зиры нет!
– Чего нет?
– Ты знаешь что. Не вдавайся в подробности, а делай что говорят.
– А ты уже совсем поправилась?
– Абсолютно.
– А может, лучше полежать? А? Строгий постельный режим, Танечка, творит настоящие чудеса.
Вместо ответа жена многозначительно постучала по циферблату своих часиков.
– Ладно, ладно, – Федор спустил ноги с кровати, – только тогда давай, раз уж все равно на рынок едем, печенки купим. Сделаешь сегодня паштет?
Татьяна кивнула и вдруг поморщилась, прижала руки ко рту и выбежала из комнаты.
Быстро натянув брюки, Федор последовал за ней, но дверь туалета захлопнулась перед самым его носом. Подождав минутку, он постучал:
– Таня, у тебя все хорошо?
– Господи, зачем ты только про печенку вспомнил, – простонала она, – снова накатило.
– Извини.
– Не стой над душой, ради бога!
Федор отправился на кухню приготовить крепкий сладкий чай, который в семье считался лучшим средством от пищевого отравления. Наверное, Таня напрасно вчера поужинала, вот симптомы и вернулись. Он ополоснул заварочный чайник и взмолился, чтобы это действительно оказалось так, просто отравление, а не настоящая болезнь, называть которую он даже мысленно боялся.
В хлебнице обнаружился вчерашний батон, и Федор решил приготовить белые сухари, вспомнив, что жена делала такие для него и дочери Ленки, когда им случалось отравиться. Правда, произошло это раз или два за всю жизнь, потому что Таня строго следила за их питанием.
Только
– Черт знает что, – буркнула она, – минуту назад тошнило, а теперь дико хочу есть, прости уж за натурализм.
Федор показал на духовку, сквозь стекло которой виднелись бледные ломтики батона. Татьяна поморщилась:
– Да нет, я хочу жареных баклажанов. До дрожи просто. Такие, знаешь, аппетитные кружочки со сметаной и чесночком, ох…
– Тань, это сейчас тебе нельзя.
– И не сезон, как назло. Вот где их сейчас купишь?
– Ты не фантазируй, а пойди полежи, – заботливо предложил Федор.
– Да ну тебя!
– Правда, полежи. В таком состоянии мы все равно никуда не поедем.
– Поздравляю, добился своего, – фыркнула жена.
Федор не стал спорить, а молча принес тазик и поставил возле дивана, на котором устроилась жена. Потом застелил кровать, зная, как раздражает Таню неубранная постель, привел себя в порядок, проверил сухари в духовке и опустился в кресло со свежим томиком «Нового мира» и чашкой кофе, решив из солидарности не завтракать.
– Ну вот что ты расселся? – сварливо поинтересовалась жена.
– А что, Танечка?
– Ничего, Федя, просто ты дико меня бесишь!
– Да что я не так сделал?
– Просто бесишь самим фактом своего существования.
– Могла бы уже привыкнуть за двадцать-то лет.
– Сегодня как-то по-особенному. И баклажанов хочется, сил нет. Слушай, Федь, а попроси у Марины Петровны, наверняка у нее завалялась баночка, я знаю, она в этом году много закатывала.
Федор покрутил пальцем у виска:
– Тань, ты понимаешь, чего хочешь? Чтобы прокурор города побирался у своих подчиненных? Выцыганивал еду? Я уж молчу, что тебе еще неделю минимум нельзя такое.
– А ты скажи, что я ей за это торт испеку.
Он отмахнулся, но Татьяна не унималась:
– Хорошо, хорошо! Передай, что скажу рецепт своего яблочного пирога, за него она тебе душу продаст.
– Не нужна мне ее душа.
Татьяна рывком села на диване:
– Раз в жизни попросила человека что-то для меня сделать, так нет! Ты у нас пуп земли и центр вселенной, а мои желания ничего не значат.
Федор хотел поспорить, что никакой он не пуп, но вдруг сообразил, что жена действительно очень мало о чем просила его за все годы совместной жизни, по крайней мере для себя, и поплелся в коридор звонить Марине Петровне Мурзаевой, тем более что из-за вчерашнего юбилея появился благовидный предлог.
– Как там моя протеже, справляется? – спросил он, услышав в трубке хрипловатое «алло».
– Путает пока еще понятия устройства на работу и хождения в народ, – фыркнула собеседница, – интеллигенция, что ты хочешь.