Из истории болезни

Небыкова Татьяна

– Хлеб наш…

Он прополз половину пути: «Осторожно, здесь яма, если остановлюсь – конец».

– И остави нам долги…

Еще чуть.

– И не введи…

Берег.

– Отче наш, иже…

Все разом стихло.

Страх отступил мгновенно и исчез бесследно.

Барбюкис сел, отдышался.

Вытер руки о придорожную траву. Набежавший свежий ветерок приятно остудил лоб. Барбюкис долго сидел, ни о чем не думая и наслаждаясь присутствием себя, потом мысленно перебрал всех своих знакомых, к которым можно пойти, и не обнаружил ни одного, кто его сейчас бы принял. Он направился к сестре. Знал, что она сейчас устроит скандал, но пустит искупаться, и ради этого стоит потерпеть. Наталья превзошла саму себя, таких откровений о себе он давно не слышал. Барбюкис вытерпел все, а когда вышел из ванной, одетый в чистое белье умершего мужа сестры, сказал примирительно:

– Ну ладно, давай мне уже поесть.

Он остался жить у сестры, но иногда казалось ему, что лучше бы он умер там, на краю канавы: так невыносима была для него эта простая жизнь: завтрак, обед, телевизор, обсуждение родственников, ругня правительства за размер пенсии. Правая рука его после инсульта, перенесенного во время одного из запоев, плохо работала. Барбюкис пытался что-то делать, но не мог, рука не слушалась. Он бросал карандаш, а через некоторое время возвращался к начатому. Купил пластилин и, как ребенок, стал лепить из него, мягкий материал был податлив. Полка над кроватью заполнялась фигурками из пластилина, появились творческие задумки.

Однажды он случайно встретил знакомого бизнесмена, интересующегося искусством, и тот предоставил ему место на своем предприятия, помог отлить скульптуру известного писателя. Откуда-то, словно из небытия, вернулись

помощники-рабочие и друзья-коллеги.

Жизнь восстанавливалась.

«Смеющаяся девушка» получила хорошую оценку на международной выставке.

Барбюкис понял: природа выбрасывает на свалку, как ненужный материал, тех, кто бросает свое дело.

Один день октября

Я давно уже ничего не понимаю в своей жизни. Она то бежит и преподносит неожиданности, то делает головокружительные повороты, то плетётся, как загнанная лошадь.

У нас с братом было счастливое детство, родители любили друг друга, часто устраивали праздники для нас, детей. Все было хорошо. Потом началось: умерла мать, брат стал пить, мужа убили. Отец после всего этого стал какой-то чудной: он все время хотел куда-то уйти, мне пришлось его запирать в квартире. Девять лет назад я была ухоженная, защищённая женщина, посматривающая на окружающих свысока, знающая, как надо жить.

Сегодня, двадцать девятого октября, в приемной психинтерната, где находится отец, я случайно увидела себя в зеркале и не узнала. На меня глянула измождённая, испуганная, забитая тётка с чувалом в руках.

«Чувал» – сказала на сумку санитарка, когда преградила мне путь в палату.

– С чувалом не надо в палату!

В чувале, то есть в сумке, лежало чистое сменное бельё отцу и еда домашняя: суп с куриными потрошками и банка варенья абрикосового. Я его сама варила. Раньше, когда жива была мать, она варила такое замечательное абрикосовое варенье! У меня такое не получается. Но я все равно варю, пусть отец попробует, вспомнит наш дом и семью, может, ему лучше станет. А то заладил:

Конец ознакомительного фрагмента.