Из Истории Феминизма В России: ?слово о полку Игореве?: Русскiй Богъ - враг Христа - и его Валькирия
Шрифт:
Еще раз, моя питомая,
Прикоснусь к тебе головушкой,
Испрошу у тебя благословеньица,
Благословеньица со прощеньицем:
Что рвала я твою грудушку
Сохой острою, расплывчатой,
Что не катом тебя я укатывала (т.е. не вступала в соитие с землею в утренней росе, не каталась в плотском экстазе по полю)...
Речение Клятвы Святослава "...и в Него-же веруем", - в тексте не поповского, а дипломатического
2.ФАШИСТСКАЯ ЛЕТОПИСЬ ПРОТИВ ИУДЕЙСКОГО МИРА
Густынская летопись - зовущаяся так, по месту писания в черниговском Густынском монастыре древнейшего списка, сводилась в Киевском воеводстве в самом конце 1590-х годов - когда диктатуры православных церковников над учеными уже не было. В частности, среди прочего, она делает отсылку к житию Авраамия Ростовского 2-й редакции, служившему, также, и редактору знаменитой Иакимовской летописи...
Изданная уже при имп.Николае Павловиче, но крайне мало известная - не популяризируема эта "укропская" летопись, еще и потому, что по ее словам, языческий культ на Руси - в римско-католической Речи Посполитой, не взирая на св.инквизицию - продолжал справляться даже к ХVII веку!
Летопись написана по шаблону скопированной летописцем Ипатьевской, чьи статьи украинский книжник эпохи Возрождения - т.е. образованный человек, равнодушный к бзикам греко-ортодоксальных "мнихов", пополнял дописками из иных источников. Нам представляет интерес особая главка "Об идолах русских", дописанная им к новелле о крещении Владимира.
Рассказывая о славянском языческом культе, современном себе, бытовавшем вплоть до Нового Времени, "гейропеец" из "безбожной" Польши является ценнейшим источником - чуждым церковных баснословий, поношений "еллинов", коими наполнены великорусские антирусские (антиязыческие) православные писания. И у него - есть нужное нам: упоминание о Волосе, числящемся вторым по значению божеством, однако, необъяснимо на первый взгляд, его описание оказывается самым глухим и лапидарным.
Интерес наш вызвала новелла о языческом культе Волоса, совершавшемся в Воскресение Христово - вопреки тому, что иудео-христианские праздники исчисляются по лунному календарю, в то время как арийцы-язычники пользовались календарем солнечным. Этот факт позволяет думать, что в языческой догматике обнаруживалось совпадение тезисов, видевшихся наиболее важными, до степени тождества, с тезисами христианскими, позволившее соединить языческие торжества с выходным днём, выпадавшим на чуждое и враждебное себе празднество.
В своей книге, поджимаемый сроками (заказ был передан издателем за 3 мес. до срока сдачи рукописи), я поспешно обвинил густынского летописца в стремлении подогнать славянскую языческую религию под еллинский политеизм - только и знакомый греко-христианской учительной литературе. Каюсь, здесь я был невнимателен! Назвав имена множества "идолов" - полагаю, преимущественно легендарных (существует великорусская дворянская фамилия Похвистнёвы, значит ли это, что они произошли от названного летописцем "бога" Похвиста?..), в конце, описывая обряд поклонения, летописец говорит о "неком Едином Боге". Сей бог един, но, числя его бесом, имя его летописец назвать "стесняется". Иначе говоря, он признает его равноправной альтернативой Христу, в день Которого совершается празднество. Вот этот рассказ:
Перконосъ,
Вторый Волосъ, богъ скотий, бяше у нихъ во великой чести.
Третий Позвиздъ, Ляхи его нарицаху Похвистъ; сего верили быти бога аеру, си есть воздуху, а иныи погоды и непогоды, иныи его вихромъ нарицаху, и сему Позвизду, или вихру, яко Богу кланяющеся моляхуся.
Четвертый Ладо (си есть Pluton) - бог пекельный; сего верили богомъ женитвы, веселия, утешения и всякого благополучия, якоже Еллины Бахуса. Сему жертвы приношаху хотящии женитися, дабы его помощию бракъ добрый и любовный былъ. Сего Ладона [Латону: Лето], беса, по некакихъ странахъ, и доныне на крестинахъ и на брацехъ величаютъ, поюще своя некия песни, и руками о руки или о столъ плещущее: Ладо, Ладо, - преплетающе песни своя, многажды поминают.
Пятый Купало, якоже мню, бяше богъ обилия, якоже у Еллинъ Цересъ [Церера], ему же безумныи за обилие благодарение приношаху въ то время, егда имяше настати жатва. Сему Купалу, бесу, еще и доныне по некоихъ странахъ безумныи память совершаютъ, наченше июня 23 дня въ навечерие Рождества Иоанна Предтечи, даже до жатвы и далей, сицевымъ образомъ: съ вечера собираются простая чадь обоего полу, и соплетаютъ себе венцы изъ ядомого зелия, или корения, и препоясавшеся былием возгнетаютъ огнь, ниде же поставляютъ зеленую ветвь, и емшеся за руце около обращаются окрестъ оного огня, поюще своя песни, преплетающе Купаломъ. Потомъ чрезъ оный огонь прескакуютъ, оному бесу жертву себе приносяще.
Шестый Коляда, ему же праздникъ прескверный бяше декаврия 24. Сего ради и ныне, аще и благодать Рождествомъ Христовымъ осия насъ, и идолы погибоша, но единаче дияволъ еще и доселе во безумныхъ память свою удержа! Сему бесу въ память простая чадь сходятся въ навечерие Рождества Христова, и поютъ песни некия, въ нихъ же аще и о Рождестве Христове поминаютъ, но более Коляду-беса величаютъ.
И негоде бысть безумнымъ людемъ, сихъ боговъ не доверяху бо имъ, ниже смеяху положити на нихъ совершенную надежду, и въ лепоту не бысть бо на кого уповати. Но имеяху еще и болей боговъ!.. Си есть Хорса, Дажбога, Стрибога, Семаргла, Мокоша, иныи же кладяземъ, езеромъ, рощениямъ - жертвы приношаху. Отъ сихъ единому некоему богу на жертву людей топяху, ему же и доныне в некоихъ странахъ безумныи память творятъ: во день пресветлого Воскресения Христова, собравшеся юнии и играюще, вметаютъ человека въ воду, и бываетъ иногда действомъ тыхъ боговъ, си есть бесовъ, - яко пометаемыи во воду, или о древо, или о камень, - въ воде разбиваются и умираютъ или утопаютъ. По иныхъ же странахъ не вкидаютъ въ воду, но токмо водою обливаютъ, но единаче тому же бесу жертву сотворяютъ! [ПСРЛ, 1845, т. 2, с.257].
Обряд чествования "некоего Единого Бога" включает торжественное метание избранного миста в воду (как ныне мечут в бассейн тренера занявших 1-е место ватерполистов) - с риском разбиться насмерть (оказаться восхищенным божеством), но без безусловного убиения. Это правдоподобно: к Пасхе проточные водоемы освобождались от льда. Но это разводит божество, помянутое здесь, с Перуном - названным летописью самым первым, однако, чуждым культа воды, и, как будто (по не слишком достоверным православным писаниям), требовавшим жертвоприношений кровавых... Создается впечатление, что этот летописец отлично знал о единобожии славянских язычников. Но на место языческого Единого Бога, - слишком уж схожего с иудео-христианским б-жеством, - он предпочел поставить безопасного (своей идеологии) "идола русского": Перуна - не претендовавшего на статус божественного универсума.