Из истории греческой интеллигенции эллинистического времени

Блаватская Татьяна Васильевна

Признавая справедливость замечания о меньших материальных возможностях науки в эллинистической Греции, мы считаем необходимым указать на то, что греческая интеллигенция обладала огромным духовным наследством, которого не имели новые центры эллинистической культуры. Назовем традиции всестороннего образования каждого имущего гражданина и беспрепятственного развития самых различных отраслей знания, благодаря которым интеллектуальная жизнь Эллады в V —IV вв. достигла высочайших пределов.

И еще один важный фактор, способствовавший успехам греческой науки в III—II вв: греческая культура продолжала свое развитие в условиях того же этноса и географической среды, что и прежде. Напротив, в эллинистических монархиях часть умственного потенциала должна была затрачиваться на преодоление различий между культурными традициями народов, которые входили в ту или иную монархию. Познание окружающей среды ставило перед учеными эллинами совершенно новые и разные задачи в Египте или в Малой Азии.

В заключение добавим, что ни в одной стране эллинистического мира разум человека не пользовался такой свободой от религиозно-догматического мировоззрения, какую продолжало сохранять рациональное мышление в греческом мире. Прямым результатом этого был расцвет многочисленных философских школ в эллинистической Элладе, тогда

как в условиях монократических государств это оказалось невозможным [57] .

ПОТЕРИ КУЛЬТУРНОГО ПОТЕНЦИАЛА ЭЛЛАДЫ В III—II ВВ.

57

Нам представляется весьма интересным вывод Г. Ллойда о политике Птолемеев в области науки, основанный на сообщении Филона Византийского. Ученый убедительно доказывает, что Птолемеи обращали большое внимание на необходимые им прикладные науки и лишь на те отрасли знания, которые могли принести им славу. Не каждый ученый мог получить покровительство этих венценосных меценатов. См.: Lloyd G. ?. R. Op.cit., p. 4—5.

Интеллектуальную деятельность образованных специалистов Греции в III—II вв. нельзя рассматривать без учета действия тормозящих факторов.

Не последнюю роль, особенно в первые 30—40 лет после македонского завоевания, играли политические, а также психологические мотивы. В тех греческих полисах, где особенно сильна была антимакедонская партия, успехи Филиппа должны были вызвать огромную моральную депрессию. Психологический шок, сказавшийся на творческих силах всего народа, был испытан и значительной частью интеллигенции.

В самом деле, в 338 г. Эллада пережила беспрецедентное событие — подчинение македонской власти. Народ, не знавший чужеземного ига в течение более чем 18 веков и успешно защитивший свою независимость от полчищ персидских царей в 490, 480 и 479 гг., теперь должен был признать верховную власть царя Македонии. Автократичная политика Филиппа в Греции была продолжена и значительно усилена Александром, добившимся в 336 г. в Коринфе введения ряда жестких мер, сводивших к минимуму автономию и автаркию эллинских полисов. И хотя в договоре Александра с греками провозглашались свобода и самостоятельность всех греческих государств, однако в этом же соглашении содержались правила, подрубавшие самые главные устои древней самостоятельности эллинского полиса [58] .

58

Называвшийся ????? ?????? ??? ???????? договор постулировал незыблемость существовавших в полисах политических институтов и запрещал полисам производить передел земель, отпускать на волю рабов, возвращать на родину изгнанников или изгонять провинившихся граждан, а также осуществлять ряд других государственных акций без предварительной санкции созданного в Коринфе Союзного совета. См.: [Dem.] De foed. с. Alex., 10, 15, 16. Это было столь кардинальное нарушение исконной элевтерии и принципов автономии греческого полиса, что никакие экономические выгоды, вроде права свободного плавания, не могли смягчить утрату эллинов.

Имеющиеся источники позволяют лучше всего представить реакцию на эти события в среде афинской интеллигенции [59] .

В 337/6 г., всего лишь два года спустя после битвы при Херонее, афинские правоведы добились принятия комиссией номофетов специального закона, который карал смертной казнью всякую попытку установить тиранию или уничтожить демократию в Афинах. Этот же закон запрещал членам булэ в случае гибели демократического строя подниматься на Ареопаг или собираться в синедрион или решать какие-либо государственные дела. Нарушивший закон советник (а также его потомки) подвергался лишению гражданских прав, имущество нарушителя закона подлежало конфискации [60] . Этот великолепно сохранившийся государственный акт показывает, что демократическая мысль Афин быстро уловила опасность, которую таили замыслы политиканов, стремившихся к низвержению демократии, а также соглашательская позиция многих членов Ареопага. Активная борьба против демагогических уловок македонских монархов развернулась в полную силу. Уже в 335 г. автор Псевдо-Демосфеновой (XVII) речи «О договоре с Александром», анализируя действия царя и его уполномоченных, с полной очевидностью доказывал афинянам враждебность македонской политики по отношению к эллинам. Можно только удивляться той проницательности, какую проявили идеологи антимакедонской партии, подчеркивая принципиальную несовместимость идеи полисного государства с македонским владычеством [61] . Несомненно, здесь сказалась давняя богатая практика политической борьбы демократии и аристократии в Афинах. Опытные государственные деятели хорошо разбирались в сложной ситуации.

59

Острота восприятия происходивших тогда в Афинах событий тем более показательна, что македонские гарнизоны были поставлены Филиппом очень близко к Аттике: в Акрокоринфе, в Фивах и в Халкиде на Эвбее.

60

Meritt В. D. Greek Inscriptions. — Hesperia, 1952, v. 21, ? 5, p. 355-359.

61

Характерно, что уже в 336 г. Александр пытался придать македонской гегемонии черты традиционности: после смерти Филиппа он обратился прежде всего к фессалийцам, убеждая их поручить ему оставленную его отцом гегемонию над Элладой (Diod., XVII, 4, 1).

И хотя молодой царь стремился получить официальное согласие самих греков — в Пилах он убедил синедрион амфиктионов вынести общее решение о вручении ему гегемонии над эллинами (Diod., XVII, 4, 2), — это была лишь внешняя уступка формам государственной жизни Эллады. На деле ? ??? ??????? ????????, переданная македонскому царю, означала поражение республиканской формы правления и подчинение ее монархической власти. Монархия в лице Александра получила особенно искусного защитника: прекрасно зная греческое государственное право и сложные вопросы межполисной политики, этот воспитанник

Аристотеля использовал многие институты полисной жизни для укрепления своего господства в Элладе [62] .

62

К сожалению, подлинный текст договора греков с Александром не дошел до нас в целом виде. Кусок его, найденный в 1897 г. в Афинах (Tod. Selection, II, № 183), показывает, что фразеология документа была выдержана в духе греческой дипломатии. Что касается договора, заключенного с эллинами еще Филиппом осенью 338 г., то этот документ (Syll.3, № 260) в стк. 11—13 ставит царскую власть Филиппа на первое место, а греческие политейи — на второе.

Можно полагать, что в каждом полисе проблемы взаимоотношений с Македонией волновали широкие слои населения, причем интеллигенция участвовала в дискуссиях самым активным образом.

Вмешательство персидской дипломатии должно было усилить накал политической борьбы. Послы Дария III, воцарившегося в 336 г., поддерживали антимакедонское движение греков не только речами, но и деньгами: 300 талантов были переданы в Афины [63] , какие-то суммы приняли Спарта и, по-видимому, Фивы [64] . Однако маневры Персии не могли иметь очень большого значения [65] , так как события нарастали с молниеносной быстротой. Восстание фивян летом 335 г., взятие города Александром осенью 335 г. и последующее свирепое наказание восставших ясно показали Элладе, что такое македонская гегемония. Немного позднее, в 331 г., выдающийся государственный и культурный деятель афинянин Ликург, сын Ликофрона, в своей речи против Леократа кратко и метко охарактеризовал судьбу Греции. Говоря о погребении воинов, павших в битве при Херонее, он сказал, что вместе с их телами была погребена и свобода всех других эллинов (Adv. Leocr., 154, 50).

63

О персидском золоте, полученном Демосфеном, сообщают Эсхин (III, 239), Диодор (XVII, 48), Динарх (I, 10, 18). По сведениям Плутарха (Demosth., 20), афинский оратор выдал расписку в получении этих денег, и этот документ в Персии был передан Александру. П. Клоше, рассмотрев все данные, пришел к выводу, что окончательно решить вопрос нельзя и что в деле с этими деньгами Демосфен совершил ложный шаг (Cloche Р. Demosthenes et la fin de la democratie athenienne. P., 1937, p. 264—298).

64

Так можно заключить на основании: Diod., XVII, 9, 5.

65

Нам кажется, что Г. Бенгтсон преувеличил роль персидских денег (Bengtson Н. Ор. cit., S. 325).

Печальная участь фиванцев [66] позволяет предполагать, что противники Македонии во многих полисах подверглись преследованиям. В первую очередь это были наиболее известные государственные деятели и ораторы. Как сообщают многие авторы, Александр письменно потребовал от Афин выдачи ему Демосфена, Ликурга, Гиперида, Полиевкта, Харета, Харидема, Эфиальта, Диотима и Мироклея [67] . Этот перечень показывает, что македонский царь хорошо знал лидеров враждебной ему интеллигенции и придавал большое значение их деятельности в Афинах. По-видимому, это требование царя вызвало нежелательную для Македонии реакцию среди широких кругов демоса. Даже такой активный защитник македонских интересов, как Демад, выступил перед царем в защиту своих соотечественников. Александр смягчился и удовольствовался изгнанием одного лишь Харидема [68] , который отправился прямо в Персию к Дарию III.

66

Вместе с ними выступили аркадяне, элейцы и этоляне, Афины же не успели из-за деятельности промакедонских сил вступить в войну.

67

Diod., XVII, 15; Arr. Anab., I, 10, 4-6.

68

Этот талантливый полководец, уже в 360-е годы служивший различным политическим деятелям и впоследствии много раз воевавший против Филиппа II, был вполне достоин личной неприязни Александра.

Это решение молодого царя полностью соответствует той линии поведения, которую он проявил в Фивах: из уважения к памяти Пиндара при расправе с восставшим городом дом поэта был сохранен, а его потомкам дарована пощада [69] . В этих политических акциях Александра нужно видеть не только восхищение греческой культурой, но и определенное стремление привлечь образованное эллинство на свою сторону. Иными словами, позиция греческой интеллигенции в глазах Александра была важным фактором в идеологическом завоевании Эллады.

69

Arr. Anab., I, 9, 10.

События последующих 13 лет показали внушительную силу антимакедонской партии в Афинах, возглавлявшейся такими умами, как Демосфен, Гиперид, Аристоник, Гимерий и некоторые другие. Недаром Антипатр после победы над союзом эллинов при Кранноне в 322 г. двинулся со всеми силами на афинян. И хотя, по выражению источника Диодора, македонский стратег относился к этому полису благожелательно, продиктованные им условия отличались исключительной суровостью: отказ от демократии (право гражданства оставлялось лишь тем, кто имел имущества не меньше, чем на 2000 драхм), отправка «желающих» неимущих афинян катойками во Фракию (таких изгнанников было более 12 тысяч), введение македонского гарнизона в крепость Мунихия (холм к востоку от Пирея), отдача Самоса и казнь названных выше ораторов [70] . В тогдашней ситуации деятельность этих ярких идеологов антимакедонской интеллигенции представлялась Антипатру столь же опасной, как и существование демократического строя в Афинах.

70

Diod., XVIII, 18; Plut. Demosth., 27; Phoc, 26.