Из книг мудрецов. Проза Древнего Китая
Шрифт:
— Превосходно! — воскликнул царь.— Многие меня наставляли, но таких слов слышать не доводилось. Можно сказать, что вы, Учитель, умеете отличать важное от неважного!
***
Учитель Ле-цзы, впав в нужду, отощал от голода. Некий гость, поведав о том Цзыяну, что был правителем в Чжэн, сказал ему так:
— Ле Юйкоу, муж, постигший учение, живет в вашем царстве и терпит нужду. Не прослывете ли вы врагом праведников?
Цзыян тотчас повелел чиновнику одарить Ле-цзы зерном. Учитель же, встретив посланца, дважды
— Слышала я, что жены и дети праведных мужей обретают покой и радость. Мы же отощали от голода. И вот правитель, услышав о том, жалует вас пропитанием, а вы от него отказались. Разве это не злая судьба!
А Ле-цзы, усмехнувшись, ответил ей так:
— Ведь правитель меня не знает и зерно мне послал с чужих слов. Так же, с чужих слов, обвинит и в преступлении. Поэтому я и отказался.
***
Когда чуский Чжао-ван лишился своего царства, бежал вслед за ним из столицы и мясник Шо. Вернувшись на царство, Чжао-ван пожелал вознаградить всех, кто не оставил его в беде. Дошла очередь и до мясника.
— Великий государь лишился своего царства,— сказал мясник,— а я — своей скотобойни. Ныне государь вернул себе царство, а я получил обратно скотобойню. Я сполна восстановил и чин свой, и доходы — о какой еще награде может быть речь?
— Силой заставьте его принять награду,— повелел царь.
— В том, что великий государь лишился царства,— сказал мясник,— не было моей вины—потому не смею принять от него казнь. А в том, что государь вернулся на царство, не было моей заслуги — потому не смею принять и награды.
— Приведите его ко мне,— приказал царь.
— По законам чуского царства,— сказал мясник,— предстать пред государем может лишь тот, кто удостоился награды за важные заслуги. У меня же не хватит ума, чтобы уберечь страну, и не хватит храбрости, чтобы пасть в бою с ее врагами. Когда войска царства У вступили в нашу столицу, я бежал от врага, убоявшись бедствий,— а не то чтобы намеренно последовал за государем. Ныне же великий государь желает меня принять — да о подобном нарушении законов и договоров в Поднебесной мне и слышать не доводилось!
И тогда царь сказал своему конюшему Цзыци:
— Этот мясник Шо состоит в низком звании, а суждения его весьма высоки. Предложи ему от меня пост одного из трех высших сановников.
— Стать одним из трех высших сановников...— сказал мясник.— Знаю, что это почетней, чем торговать в мясной лавке. И жалованье в десять тысяч чжунов... Знаю, это побольше, чем барыши мясника. Но посмею ли я, кормясь от такого чина и жалованья, навлечь на государя славу безрассудного расточителя?! Уж лучше мне вернуться в мою мясную лавку.
И так и не принял награды!
***
Юань Сянь жил в Лу, у земляного вала, в нищей, поросшей
И вот Цзыгун, восседая в коляске, что не вмещалась в узком переулке, приехал однажды его навестить. Он был в белом платье с пурпурной подкладкой, и везли его рослые кони. Юань Сянь, в шапке из бересты, в шлепанцах без задников и с посохом из стебля лебеды, встретил его у дверей.
— Да вы никак больны! — воскликнул Цзыгун.
— А я вот слыхал,— сказал Юань Сянь,— что если нет богатства — то это называют бедностью, а если не сумел осуществить свое учение — это называется болезнью. Я же не болен, а только беден.
Цзыгун покраснел и замялся. А Юань Сянь, усмехнувшись, добавил:
— Жить с оглядкой на мирскую суету, дружиться с кем попало, учиться напоказ, а других поучать ради денег... Прикрывшись человечностью и долгом, разъезжать в разукрашенных колясках... Вот чего не терплю!
***
Цзэн-цзы жил в Вэй. Разгуливал в ветхом халате без верха, с опухшим лицом, руки-ноги — в мозолях. По три дня не разводил огня, по десять лет не шил себе одежды. Шапку поправит — рвутся завязки, схватится за ворот — вылезут локти, натянет шлепанцы — торчат наружу пятки. А он ковылял в своих шлепанцах и распевал шанские гимны. И голос его, подобный звону камня и металла, наполнял небо и землю. Сын Неба не обрел в нем верноподданного, князья не обрели друга. Ибо тот, кто растит свою волю,— забывает о теле. А тот, кто растит свое тело,— забывает о выгоде. Тот же, кто обрел Путь,— забывает о собственном сердце!
***
Конфуций сказал Янь Хуэю:
— Хуэй! Семья твоя бедствует, жилье у тебя убогое — почему же ты не служишь?
— А я не хочу служить,— ответил Янь Хуэй.— За городской стеной есть у меня поле в пять десятков му — этого хватит на кашу. И есть в предместье поле в десять му — и мне хватает шелка и пеньки. А еще я играю на цине — этого довольно, чтобы развлечься, и постигаю ваше учение — этого довольно, чтоб обрести радость. А служить я не хочу.
Конфуций от волнения даже изменился в лице. И сказал так:
— Как прекрасны твои устремления! Я слышал: кто знает меру— не обременяет себя корыстью, кто довольствуется тем, что имеет,— не боится его потерять, кто совершенствует в себе внутреннее — не стыдится остаться без службы. Я всегда это восхвалял — а ныне увидел в тебе. Это для меня подарок!
***
Царевич Моу, владетель Чжуншаня, спросил у Чжань- цзы:
— Как мне быть? Телом пребываю у рек и морей, а сердцем живу — у вэйских дворцовых ворот.
— Чти жизнь,— ответил Чжань-цзы.— Кто чтит жизнь — презирает корысть.