Из книг мудрецов. Проза Древнего Китая
Шрифт:
Не успел их закончить, как кто-то другой, завершив свой рисунок, выхватил у него кувшин и сказал:
— Нет у змеи никаких ног! Как же ты можешь их ей
подрисовывать?!
И осушил кувшин до дна. А тот, что вздумал подрисовать змее ножки, так и остался ни с чем.
***
ИЗ ГЛАВЫ «ЗАМЫСЛЫ ЦИ»
ЧАСТЬ 3
На берегу реки Цзышуй истукан, что вылеплен был из глины, беседовал с другим — вырезанным из ствола персикового дерева. И деревянный истукан сказал глиняному:
— Ты всего-навсего глиняный
— Так да не так,— ответил глиняный истукан.— Пусть
я и глина — но, развалившись, снова вернусь на свой западный берег. А вот ты деревянный обрубок из восточных краев: взяли тебя — и вырезали человека.
Польют дожди, Цзышуй выйдет из берегов и подхватит тебя волнами — и куда-то они тебя унесут?!
***
Как-то раз Чуньюй Кунь за один только день представил царю Сюань-вану семерых достойных мужей.
— А ну-ка подойди поближе,— сказал ему царь.— Я вот слыхал: если на тысячу ли найдется лишь один достойный муж — это уже все равно как если б они стояли толпой, подпирая друг друга плечами; если на сто поколений родится один сверхмудрец — это уже все равно как если б они являлись один за другим, наступая друг другу на пятки. Ты же за одно лишь утро представил мне сразу семерых — не многовато ли?!
— Отнюдь,— ответил Чуньюй Кунь.— Ведь птицы одной породы держатся стаей, а звери бродят стадами. Если целебные травы чайху и цзегэн искать в сырой низине — их не отыщешь там и за несколько жизней. Но стоит лишь подняться на северный склон гор Ишу и Лянфу — и можно возить их оттуда возами! Ибо всякая вещь живет семьей. Вот я, Кунь, принадлежу к семье достойных. И когда вы, государь, спрашиваете меня о достойных мужах — это все равно что черпать воду из реки или высекать огонь из кремня. Я буду и впредь представлять вам достойных мужей — неужто же их наберется только семеро!
***
Хань Цзылу был лучшим гончим псом в Поднебесной, а Дунго Цюнь — самым увертливым зайцем среди четырех морей. Гоняясь однажды за Дунго Цюнем, Хань Цзылу трижды обежал кругом горы, пять раз взбегал на нее, пять раз с нее сбегал. И вот, наконец, заяц изнемог от бега, а пес от погони, оба отдали все силы без остатка — и каждый издох где он был.
А какой-то мужик увидал, без труда подобрал их обоих — и унес как добычу!
***
ИЗ ГЛАВЫ «ЗАМЫСЛЫ ЦИ» ЧАСТЬ 4
Циский царь Сюань-ван сказал отшельнику Янь Чу:
— Хотел бы попросить дозволения стать вашим учеником. Вы, господин Янь, будете проводить время со мной, питаться — одними яствами, ездить — только в колеснице, а ваша супруга будет ходить в нарядных платьях.
Янь Чу ответил отказом, сказав при этом так:
— Яшма родится в горах. Шлифуя, ее только калечат: она не утратит своей цены — но лишится
***
Один цисец, явившись к Тянь Пяню, сказал ему:
— Наслышан о ваших высоких устремлениях — ведь вы заявили, что в чиновники идти не собираетесь, а намерены трудиться бескорыстно.
— Откуда ты про это знаешь? — спросил Тянь Пянь.
— Да надоумил меня пример соседской дочки,— ответил цисец.
— Что это значит? — спросил Тянь Пянь.
— Дочь моего соседа,— сказал цисец,— заявила, что замуж она не пойдет. И вот в свои тридцать лет уже имеет семерых детей. Не пойти-то она не пошла — да только переплюнула замужних! Вот и вы заявили, что служить не собираетесь,— а имеете тысячу чжунов жалованья и сотню человек прислуги. Не служить-то вы не служите — да только богатством превзошли любого чиновника!
И Тянь Пянь поспешил с ним распрощаться.
***
Некий цисец, по имени Фэн Сюань, по бедности не мог себя содержать и попросил доложить Мэнчан-цзюню, что хотел бы пойти к нему в нахлебники.
— А что ему нравится? — спросил Мэнчан-цзюнь.
— Ничего не нравится,— ответил посланец.
— А что он умеет?
— Ничего не умеет.
— Ну, так уж и быть! — сказал Мэнчан-цзюнь, рассмеявшись,— и велел принять его в нахлебники.
А приближенные Мэнчан-цзюня, посчитав, что господин их относится к Фэн Сюаню с презрением, стали кормить его грубой пищей.
И вот однажды Фэн Сюань, прислонясь к колонне и аккомпанируя себе на собственном мече, запел:
— Длинный мой меч, не вернуться ли нам?
Рыбы мне здесь совсем не дают!
Приближенные доложили об этом Мэнчан-цзюню— и тот приказал:
— Кормить его, как остальных моих нахлебников!
Прошло немного времени — и Фэн Сюань опять запел,
аккомпанируя себе на мече:
— Длинный мой меч, не вернуться ли нам?
Выехать в город не на чем мне!
Приближенные рассмеялись и доложили Мэнчан - цзюню.
— Дать ему колесницу, как всем моим конным нахлебникам! — распорядился Мэнчан-цзюнь.
И вот Фэн Сюань уселся в свою колесницу, высоко поднял меч и, приехав к другу, сказал ему:
— Мэнчан-цзюнь взял меня к себе в нахлебники!
Прошло еще немного времени — и Фэн Сюань, аккомпанируя себе на рукоятке меча, опять запел:
— Длинный мой меч, не вернуться ли нам?
Нечем родню мне прокормить!
И тут уже приближенные вознегодовали, сочтя, что он жаден не в меру.