Из коробки с позабытыми снами
Шрифт:
– Александра Михайловна!
– Савва, раньше словно привязанный к чугунному столбу, наконец, освободился от пут, - умоляю вас, давайте поспешим. Мистер Скотт - он же американец, а они там, за океаном, совсем ничего не слышали, о том, что дамы якобы непременно должны опаздывать.
– Конечно, Савва, да ведь мы еще и не опаздываем.
Шагнув за створки дверей, Саша завертела головой, отыскивая глазами авто, которое привезло их компанию на вокзал, Саввушка же, не чинясь, взял ее за руку и без колебаний повлек куда-то направо по галерее.
Когда искомое такси оказалось прямо перед ними, Александра Михайловна сперва заметила растерянное
Один уже сидел на пассажирском диване, а другой сердито и с некоторым недоумением взирал на него с тротуара, не давая при этом захлопнуть дверцу. Первый, черноволосый, как цыган... Нет, конечно же, как испанец! Он выглядел, как настоящий испанский гранд.
Благородный сеньор, изогнув бровь, с холодным интересом слушал обладателя роскошной бороды и усов, совершенно таких, как на портрете у императора Франца-Иосифа. Испанец Александре Михайловне знаком не был, зато обильная монархическая растительность на лице другого, с позволения сказать, собеседника принадлежала генералу Николаю Федоровичу Лемме. Бывшему генералу, разумеется. Теперь в Париже и чины, и титулы больше годились для музейных витрин, однако язык по-прежнему все еще добавлял к именам "сиятельства" и "превосходительства". Вот и Митя, сам будучи в прошлом артиллерийским поручиком, ныне же, как и генерал, состоящий в членах "Союза Русских Офицеров" никак не мог отказать высокому начальству.
Наконец, испанец, кажется, собрался что-то сказать, для чего повернулся к генералу так, чтобы стало возможным по назначению использовать и вторую бровь. В этот миг Николай Федорович осекся, выражение лица его переменилось, а само лицо налилось красным. Его превосходительство вдруг перешел на русский язык. Саввушка навострил уши. Большую часть слов в уличном шуме было не разобрать, но те, что все же долетали до Саши, по большей части, к приличным отнести не было возможности.
Сцена затягивалась и ничем хорошим закончиться не обещала. Незнакомец нахмурился и дернул щекой, презрительно скривив тонкие губы в лицо взбешенному генералу. Вот-вот должно было произойти что-то совсем уж безобразное. Положение спас умница-Митя. Оказывается, он давно пришел в себя и уже успел отыскать на привокзальной площади своего знакомого штабс-ротмистра Валериана Семеновича Мирошникова, тоже таксиста. Вдвоем они с увещеваниями и со всем возможным почтением взяли под локти и развернули, как по команде "кругом", уже совсем побагровевшего Николая Федоровича. Штабс-ротмистр, продолжая что-то говорить, увлек того куда-то сквозь собравшуюся толпу зевак, а Митя сразу же вернулся, чтобы продолжить переговоры с противником генерала, так и не покинувшим поле боя, а вернее сказать, не покинувшим пассажирское сиденье.
Труд обоих миротворцев оказался нелегок. Митя с извинениями объяснил испанцу, что автомобиль уже занят - вежливый поклон в сторону Александры Михайловны - и если мсье желает добраться куда-либо на такси, то будет лучше всего подождать всего несколько минут, пока его друг - кивок вслед удалившемуся Валериану Семеновичу - не найдет для него другую машину.
Испанец выслушивал доводы хозяина авто, не меняя позы и выражения лица. Митя в растерянности перешел на английский язык, который тут же вызвал у него заметное затруднение. Фраза получилась длинной и несколько двусмысленной. Сеньор в автомобиле улыбнулся краешком рта, но остался на месте. Савва достал из
Наконец, вернулся штабс-ротмистр и, наклонившись к уху ни бельмеса не понимающего иностранца, что-то произнес. На каком языке изъяснялся самозваный пассажир, осталось неизвестным. Испанец коротко глянул на Валериана Семеновича, еще раз криво усмехнулся, а затем обратил свой взгляд на Александру Михайловну. На голове у Саши была ее любимая шляпка с розой из серебристой ленты, и сама молодая дама выглядела чудо какой хорошенькой, тут уж кабальеро крыть было нечем, он вынужден был покинуть жесткий диван "Форда" и последовать за господином Мирошниковым.
Когда Александра Михайловна и ее литературный агент, литературный ангел-хранитель и демон-искуситель в одном лице, наконец, устроились на заднем сидении, Митя обернулся к своим пассажирам, по-детски сверкая любопытными голубыми глазами.
– Савва Андреевич, скажите, а мне показалось, или вам в самом деле знаком тот мсье, что пытался завладеть машиной.
– Нет, Дмитрий Николаевич, вам не показалось, - Савва умолк, и поди разбери, то ли он собрался выдерживать паузу, то ли вовсе против всех правил умолчать о своем знакомом.
Митя ждать развязки не стал, завел мотор, внося свою лепту в уличный шум, и тем самым исключил себя из числа собеседников.
– И чем прославился сей господин? Ну же, расскажите!
– не выдержав, Саша обернулась к своему попутчику.
– Именно что прославился, - не стал ломаться всезнающий Савва.
– В Петербурге, в шестнадцатом году, я в то время подвизался репортером в "Листке". Тогда в одном известном карточном клубе случился скандал. Некий Георг Госсенс сорвал немалый банк, а наш милейший Николай Федорович объявил его шулером и отказался платить. Генерал ничего доказать не смог, но некоторое время спустя его обидчика, этого самого господина Госсенса, арестовали как германского шпиона. И ходили слухи, будто бы его превосходительство некоторым образом поспособствовал аресту.
– А дальше?
– не дала угаснуть истории Саша.
– Дальше случился февраль, жандармов упразднили, а подследственных распустили по домам. Уж не знаю, чем занимался господин Госсенс после тех событий. Впрочем, тогда каждый в России занимался политикой, порой, мне кажется, что вне ее остались только мы с вами, Александра Михайловна. А того человека, что чуть не захватил наше такси, я несколько раз встречал на собраниях анархистов.
– Вы - и на собраниях анархистов? Как же вы говорите, что оставались вне политики?
– улыбнулась Саша.
– По долгу службы-с, как же еще. Газетчики могут не интересоваться политикой, но только ею и питаются.
Митя не подвел, к американцу приехали в точно назначенный срок и притом чудом избежали непоправимой оплошности. Савва подал Саше руку, помогая выйти из машины, и тут же сделал вид, будто его интересует серое двухэтажное строение за чугунной решеткой забора, увитой по-зимнему сухими и мертвыми ветками плюща. В это же время из дома напротив вышла невозможной, ослепительной красоты дама. Острый женский взгляд Александры Михайловны смог заметить, как роскошь и великолепие черт лица богини уже несколько лет вынуждены бороться с неумолимо наступающими годами, все еще побеждая время, но...