Из космоса границ не видно

Гаран Рон

Лежа на спине в ожидании скорого старта, я думал о тысячах людей, стоящих вдоль дорог, чтобы увидеть наш запуск. Осознав, что мы действительно отправляемся в космос и отмена старта уже маловероятна, я почувствовал облегчение оттого, что не разочарую моих друзей и родных. На какое-то мгновение с удивлением подумал о том, во что же я ввязался.

Показатель на цифровом таймере обратного отсчета, который находился на приборной панели прямо передо мной, уменьшился до одной минуты. Когда таймер показал десять секунд, я приготовился к включению двигателей. На шести секундах раздался низкий гул, который стал быстро нарастать. Я смотрел, как индикаторы тяги всех трех двигателей поднялись до 100%. Хок очень спокойно сказал:

«Все три по сто. Держитесь».

Через зеркальца на моих запястьях я бросил взгляд на потолочные окна «Дискавери»: белый дым вздымался за нами на фоне побережья Флориды. Пока двигатели выходили на полную мощность, нас качнуло вперед и затем назад. Твердотопливные ускорители включились в момент, когда корабль качнулся назад, возвращаясь в первоначальное положение, а таймер досчитал до нуля. На моих наручных часах было 5:02.

Если смотреть на запуск по телевизору или даже собственными глазами со стороны, кажется, что челнок медленно отрывается от площадки. Однако внутри корабля ощущения замедленности нет и в помине. Это больше похоже на то, словно челнок запустили из огромной рогатки, и не остается сомнений, что он куда-то движется, причем быстро. Спустя мгновение стартовая площадка осталась позади, и мы взмыли в небо. Свет ворвался в кабину, когда «Дискавери» повернулся, чтобы лечь на подходящий для сближения с МКС курс.

Прошло 33 секунды от старта, и двигатели замедлились, чтобы снизить ускорение и гарантировать, что мы не превысим предельного динамического давления. Тем временем мы разогнались до 80% от скорости звука — 980 км/ч. Я включил «90-секундный» звонок, означающий, что теперь мы при необходимости можем управлять челноком вручную.

Когда мы поднялись выше 80 км, Майк передал из салона по интеркому: «Трое на полетной палубе должны срочно поздравить друг друга». 80 км — это высота, преодолев которую, новички становятся признанными астронавтами. Находящиеся в салоне Аки и Таз уже успели обменяться поздравлениями. На полетной палубе Карен, Хок и я, теперь «настоящие» астронавты, радостно последовали совету Майка.

Спустя восемь с половиной минут после старта двигатели резко затихли в соответствии с планом полета. Только что нас вдавливала в кресла сила, втрое превышающая наш вес, и вдруг мы стали совершенно невесомыми. В этот момент я подумал: «Мы сделали это», имея в виду: «Мы уцелели». Кроме того, со всей остротой я чувствовал, как только что исполнилась моя детская мечта — полет в космос.

Вид на Землю

Через час с небольшим после запуска, когда мы, целые и невредимые, уже были на орбите, я отстегнул ремни и впервые попытался полетать в невесомости. Ощущения были превосходные, и я был удивлен, насколько естественным это казалось. Я с облегчением обнаружил, что меня не тошнит, возможно, из-за того, что телу было с чем сравнить мои ощущения: я не раз испытывал невесомость, когда летал на скоростном истребителе. После того как я провел в новых условиях несколько часов, внутренний сигнал тревоги, говорящий: «Эй, невесомость не может продолжаться так долго, что-то здесь не так», — отключился. В течение первых часов в космосе я все же порой чувствовал подступающую тошноту, но это было лишь легкое неудобство, не мешавшее выполнять работу по переводу корабля в орбитальный режим.

После того как я отстегнулся, надо было открыть двери грузового отсека. Мы с Карен поплыли к панели управления, находящейся в задней части полетной палубы. Через потолочные окна над панелью был виден фрагмент грандиозного зрелища, которое нам предстояло вскоре увидеть в первый раз. Когда мы выполнили все шаги инструкции, переключили рычажки и ввели нужные данные в компьютер, огромные двери грузового отсека отворились. За дверью было окно с видом на Землю.

Сказать, что это зрелище захватывало, —

значит не сказать ничего. Первое, что меня поразило, — это насколько тонкой казалась земная атмосфера: будто вся планета была обернута тонким, как бумага, одеялом. Настигло понимание, что лишь этот тонкий слой атмосферы ограждает все живое на Земле от сурового космоса. Поэтому, хотя зрелище и было необыкновенным и потрясало чисто внешне, в нем чувствовалось нечто большее, чем только внешняя красота. Мной овладело ощущение глубочайшей отделенности от всего и одновременно связи. Пронзительный физический разрыв с единственным миром, который я знал с момента рождения и который при этом мог видеть целиком, своими глазами.

Годы спустя на Земле слова другого человека, испытавшего похожие чувства, помогли мне осмыслить свои эмоции более глубоко. Мой друг Васфия Назрин поставила перед собой прекрасную цель — покорить высочайшие горные вершины семи континентов. Она приступила к этому в сорокалетнюю годовщину независимости государства Бангладеш и начала с покорения горы Килиманджаро в октябре 2011 года. Основанная Назрин кампания «Бангладеш на семи вершинах» ставит целью борьбу за права женщин в родной стране Васфии, прославление достижений женщин Бангладеш за прошедшие сорок лет, а также пропаганду активной гражданской позиции среди молодого населения страны.

Рассказывая о покорении Эвереста, Васфия написала: «Когда я взошла на Эверест, то почувствовала, как меня переполняет благодарность, словно я была буквально соединена со всеми и каждым человеком в мире, хотя и взобралась на эту гору в полном одиночестве… Сидя на вершине, я ощущала себя маленькой, меньше, чем жучок, ползающий по бескрайним горным владениям гималайских богов и богинь. И через меня шел поток глубочайшего уважения и любви к моим предкам, которые одарили меня мужеством и преданностью»1.

В рассказе Васфии меня больше всего поразило ощущение безграничной благодарности, которая неким образом соединяла ее со всеми людьми на земле. То же самое почувствовал и я, когда оказался в космосе: невероятную благодарность за возможность увидеть Землю такой, а еще за драгоценный дар, которым является для нас эта планета. Каким-то необъяснимым образом физическая удаленность от Земли заставила меня ощутить глубокую связь со всем ее населением. Я прекрасно помню это чувство сильнейшей признательности, но слова Васфии помогли мне лучше понять это осознание взаимо­связи с жителями нашей планеты.

Я влюбился в красоту Земли. Мы с Карен задержались у окна, восторгаясь этой грандиозной картиной. Нам еще многое предстояло сделать, поэтому мы лишь посмотрели друг на друга и улыбнулись, чувствуя, что сейчас присоединились к нескольким сотням людей, очень немногих за всю историю человечества, наблюдавших это зрелище.

«Ребята, водопроводчика вызывали?»

Спустя несколько часов работы мы все были, наконец, готовы к окончанию этого длинного захватывающего памятного дня. Эта ночь была моей первой ночью без гравитации, когда правила, которым я следовал всю жизнь — нелепые правила в духе «нельзя спать на потолке» — потеряли свой смысл. Мы выбрали места на полу, потолке и стенах, закрепили наши спальные мешки и пожелали друг другу спокойной ночи.

Благодаря тому что я очень устал после всех волнующих событий этого дня (а также благодаря седативному эффекту фенергана — лекарства от тошноты), я быстро погрузился в сон, и это был лучший ночной сон за все двухнедельное путешествие. Однако перед сном я все же чувствовал себя немного странно: я не понимал, куда мне деть голову. Подушки не было, и моя голова просто неуклюже плавала в воздухе. Лишь тремя годами спустя, когда я провел в космосе уже много дней, мои шейные мышцы приспособились к таким странным условиям, и я смог спать в невесомости, не испытывая неудобств.