Из морга в дурдом и обратно
Шрифт:
«Палата люкс» обычно не числилась постоянно за кем-то из врачей, а использовалась по мере необходимости или по очереди, чтобы никому не было обидно. Умные люди никогда не допускают трений с коллегами. Особенно если на работе им периодически приходится вступать в конфликт с законом. Так спокойнее — можно, хоть и не полностью, быть уверенным, что свои не сдадут.
Закончив с дневниками и назначениями, Тамара Александровна достала из нижнего ящика своего стола аккуратно сложенное махровое полотенце, лежащее не просто так, а в пластиковом пакете, и отправилась
Глава шестая
Несовпадение интересов
Утренний подъем касался только тех, кому это было надо. Сдавать анализы, идти на процедуры, завтракать, в конце концов. Если ничего не назначено и есть не хочется — спи до обхода.
— Вова, а ты в психушке на занятиях был? — Юра вернулся с завтрака и желал общения.
— Был, — подтвердил только что проснувшийся Данилов.
— Тогда есть вопрос… — Юра сел на свою койку. — Вот наша дурка — это несколько корпусов, в каждом по нескольку этажей, так ведь?
— Так, — подтвердил Данилов, не понимая, к чему клонит сосед.
— В обычной больнице все ясно — хирургия там, терапия, урология… А здесь как делятся отделения? Ну, мужское и женское — это ясно, а дальше как? Псих же он и есть псих, кого ни взять, у всех шизофрения или психоз…
— Как ты глубоко мыслишь, — похвалил Данилов.
— Это вы о чем? — в палату вошел Миша.
— О нашей дурке, — ответил Юра. — Я Вовке вопрос задал, а он мне комплимент сделал.
Миша улегся так, чтобы видеть Данилова, и выжидающе уставился на него.
— Вообще-то ты прав, — сказал Данилов. — По большому счету кого ни возьми, так у всех либо шизофрения, либо психоз. Грубо говоря. А что касается отделений, то их просто много. Наше вот второе, а всего, как я думаю, не меньше двадцати. Называются они отделениями для лечения острых форм психических расстройств, и кладут в них всех…
— Придурков, — вставил Юра.
— Можно сказать и так, — улыбнулся Данилов. — А для тех, кто немного расшатал свои нервы, существуют психотерапевтические отделения.
— Типа санатория… — снова перебил Юра.
— Какой тут может быть санаторий, когда мужики отдельно от женщин! — возмутился Миша.
— А ты, я погляжу, ходок! — Юра оскалился и погрозил ему пальцем. — Ничего, это скоро пройдет. Завянет твой стручок от таблеток…
— Что — правда? — Миша обвел собеседников растерянным взглядом.
— Это временно, — утешил его Данилов. — Я тебе как доктор говорю: как перестанешь таблетки пить, все вернется в норму…
— Кроме головы, — рассмеялся Юра. — Голова уже никогда в норму не вернется, потому что никакой такой нормы не существует.
— Слушай, Юр, — не выдержал Данилов, — ты что — готовишься стать психиатром? Отделениями заинтересовался, про нормы какую-то пургу несешь…
— Да какой из меня психиатр, — Юра скрестил ноги и уперся руками в колени, — просто такой уж я — люблю вникать в мелочи.
— Тогда вникай дальше, — разрешил Данилов. —
— Женских должно быть больше, — рассудительно сказал Миша. — Мужики раньше мрут.
— Возможно, — согласился Данилов. — Есть еще отделения для принудительного лечения, детские, отдельно могут быть подростковые. Ну и все сопутствующее, что положено — приемное отделение, реанимационное, рентген, ультразвук, лаборатория…
— Одним словом — клиника, — заключил Юра и на вопросительный взгляд Данилова объяснил: — Большая контора, значит. Не поликлиника, а клиника!
— На самом деле слово «клиническая» в названии больницы указывает лишь на то, что в ней базируется какая-нибудь институтская кафедра или несколько кафедр.
— А я-то думал, что поликлиника это типа полуклиника, только букву «у» заменили, чтобы людям не обидно было, — признался Юра. — А клиника — это уже при всех делах с наворотами. Теперь буду знать.
— Знай, — разрешил Данилов. — Как прогулки разрешат, пойдем на экскурсию…
— В женское отделение, — улыбнулся Миша.
— Нет, кто о чем, а он все о бабах! — воскликнул Юра, от избытка чувств хлопая себя ладонями по коленям. — Ну ты точно ходок, Михаил Батькович! Недаром тебя школьницы соблазняли, нутром чувствовали — этот как заправит, так глаза на лоб полезут!
Миша отреагировал так быстро и неожиданно, что Данилов не понял, когда он успел перебраться со своей койки на Юрину, опрокинуть Юру на спину, прижать для верности коленом и начать душить обеими руками, сопровождая свои действия протяжным:
— Убью-у-у-у сво-о-олочь!
Юра, не ожидавший нападения, пучил глаза, резко выделявшиеся своей белизной на фоне побагровевшего лица, хрипел и обеими руками пытался оттолкнуть душителя.
Данилов вскочил на ноги, метнулся к Мише и попытался оттащить его от Юры. Черта с два — с таким же успехом можно было бы попытаться сдвинуть с места памятник Пушкину. Или Гоголю, или еще чей-то…
Спас Юру прибежавший на шум санитар. В отличие от Данилова, неплохо умевшего драться, но совершенно не умевшего разнимать дерущихся, санитар сноровисто взял в замок правой рукой Мишино горло, а левой вцепился в Мишину левую руку и потянул назад. Теперь пришел черед хрипеть Мише. Он выпустил Юрино горло и попытался вырваться из объятий санитара, но двумя секундами позже уже лежал на полу и вопил, давая понять сидевшему у него на спине противнику, что не следует так сильно выкручивать руку.
Прибежал второй санитар. Вдвоем они вывели стонущего Мишу из палаты.
— Как зафиксируете — шесть кубов диазепама в мышцу! — послышался голос палатного врача.
Отдав распоряжение, Безменцева вошла в палату. Данилов заметил, что она немного возбуждена или, скорее, раздражена. Покрасневшие уши, раздувающиеся крылья носа, неприязненный взгляд.
— Нельзя на консилиуме посидеть спокойно — обязательно что-то случится! — заявила она, назвав «консилиумом» очередную вздрючку в кабинете заведующего. — Что произошло?