Из неопубликованного 1970-1995
Шрифт:
На зиму уезжали спокойные. Только смертник, камикадзе с голодухи сунется.
По первому снегу в ноябре решили проверить. Подъезжаем и чуем неладное.
На снегу следы, вещи раскиданы. Кинулись по домам. С горя о предосторожности позабыли. Тимофеич на своей же проволоке сгорел, за искру ухватился. Митрюхины на родном минном поле подорвались. Сигналова в волчью яму ухнула, а там волк неделю без пищи!
Я к своей избе подбегаю. Окна выбиты. Обнесли! Влетел на крыльцо, про гарпун-то забыл, дверь на себя дернул. Мама родная! Как он просвистел под мышкой и кроме соседа никого
Бог ты мой, внутри что делалось! Все вверх дном, будто искали чего-то. Но на первый взгляд вроде все здесь, учитывая, что в принципе, брать-то нечего.
Считай, последнее в охрану вбухали.
Смотрю: на столе записочка ножом приколота: «Что же ты, сука, столько нагородил, будто внутри все из золота, а ни хрена нету! Сволочь нищая!»
Обнесли всех в садоводстве.
Один дом не пострадал. У Петровича, как была дверь на сопле, на той сопле и болтается. А он, ненавистный, хохочет: «Хочешь жить в безопасности — позаботься об охране соседа!»
Вишенки
Одному богу известно, сколько эта вишня порожняком простояла. Выскочит летом, десятка два ягод как прыщи, без бинокля и не видать. А в этом году словно очнулась: ягодами усыпалась от и до.
Жара, ягода светом-теплом наливается, на глазах краснеет, как девушка, будто при ней кто-то матом, честное слово. Я прикинул: ведра три будет минимум, а максимум — всю зиму варенье ложками ешь. Картошка с вареньем — как-нибудь до весны дотяну. Смотрю на вишню-кормилицу, не нарадуюсь. Но не я один. Дрозды уголовные на юг пролетали, сверху ягоды засекли, вниз попадали. Мол, чего переть в Африку, если тут все накрыто! Но неспелую клевать не хотят. На проводах расселись, как в ресторане, ждут, когда блюдо поспеет! Я посчитал: дроздов на проводах тридцать штук. Банда! Хоть в милицию звони. И начались бои местного значения. Только дрозды на вишню спикируют — я из дома с топором. Они из листьев фырш-фырш! Я в дом — дрозды на вишню, я за топор — они на провода!
Я с каменюгами! С третьей попытки попал! Никогда не думал, что дрозды матерятся. Оказалось, соседу лапу предпоследнюю перебил. Дрозды от хохота чуть с проводов не попадали. А я в армии служил подрывником. Решил — взорву на фиг!
Черт с ней, с вишней, с женой, с дачей, но дроздов окаянных положу как врагов народа!
Тут сосед присоветовал: старинное средство — пугало. Сам бы оформился, да перед соседями стыдно. Из досок сбил крест, нацепил китель деда в чине полковника, с жены юбку из крепдешина содрал, вместо головы пригвоздил тыкву, глаза — перегоревшие лампы, в левую руку швабру, в правую — лом. На конкурсе пугал мое бы первое место заняло! Бабки замертво падали, а дроздам хоть бы хны!
Под мышками у полковника внаглую вжик-вжик! А каждый вжик — ягодка!
Сосед сказал: птица, в виду того, что мозг в клюв ушел, шарахается от всего блестящего и шумливого, типа фольги. Приволок коробку с елочными игрушками, на ветках развесил мишуру, дождик, шары серебристые, внизу Деда Мороза определил, словом, не вишня — новогодняя елка образовалась. Сосед с бодуна приперся с шампанским и в валенках. Дрозды опешили, головами мотают — какой Новый Год, когда вокруг
Ну как быть? Собрать сейчас — кисловатая. Подождать до утра — дрозды все пожрут, быть варенью из косточек. Либо сегодня все мое, либо завтра дроздово.
Измучился, как Ленин перед взятием Зимнего. Сегодня рано, завтра — кукиш! А-а!
Живем один раз, и тот еле-еле. Приволок ведро и давай рвать! Красную, розовую, даже зеленую. Ух и рожи, вы бы видели, у дроздов! Глаза на лбу, клюв нараспашку! Ради одного этого стоило все сорвать к чертовой матери!
Четыре ведра получилось и кружечка. Жена варенье сварила, по баночкам закатала.
Не поверите, шестьдесят банок вышло! Правда, сахару маловато, нестандартные крышки, воздух прошел, вспучило. Словом, варенье бродить начало. В голову шибает и прямо в желудок. Много не съешь, за столом долго не усидишь! Зато витамины! Рысцой в туалет, сядешь и до чего хорошо становится на душе: дроздам клюв утер! Все нам досталось!
Дырки
Вы меня извините, но когда сыр швейцарский лежит, я понимаю, за такие деньги килограмм никто не возьмет, но сто грамм, чтобы освежить в памяти, могу позволить в кои-то веки.
Я слюну проглотила и говорю: «Мне, пожалуйста, сто грамм, если можно без дырок.»
Продавщица, наглая такая, заявляет: «Это настоящий швейцарский сыр, он без дырочек не бывает!»
Я ей говорю: «Видите ли, дорогая, я на свои кровные желаю ровно сто грамм, чтобы забыться, вспомнить молодость. Поэтому прошу, в виде исключения, сыр целиком».
А она, наглая такая, шипит: «Что ж я вам его лобзиком выпиливать буду?»
Вышла заведующая. И не разобравшись, накинулась: «Выходит, вам только сыр, а кому же я дырки от сыра продам?»
«А это, — говорю, — ваши проблемы. Одни просят мясо с косточкой, другие без — и дают без разговоров».
Заведующая говорит: «Ради бога! Если хотите сыр с косточкой, я принесу, а можно без косточки, как пожелаете, но без дырок сыр швейцарский в природе не произрастает!»
Я говорю: «Не дадите, объявлю прямо тут голодовку и, даю слова, подохну к утру!»
Чертыхнулись, отрезали. Правда, три дырки всучили. Две большие и маленькую — одну.
Пришла домой, нарезала тоненько-тоненько, ровно двести пятьдесят пять кусочков вышло плюс корочка, и с булочкой, маслицем, чаем индийским!
Вкуснятина! Думала, растяну на неделю. Гляжу: к часу ночи сыр кончился! Съела до крошечки, и знаете! Сыра нет, а запах остался. Три дня ем булку голую, а запах — будто с сыром! Не иначе дырки пахнут! Дуреха! Брала бы дырок побольше, глядишь, месяц как сыр в масле каталась за те же деньги!
Нет, швейцарцы не дураки, что в сыр дырки кладут!
Родинка
Алло! Да, Коля у телефона! Света? Какая еще Света в восемь утра в понедельник?!
Из Москвы? Ах, Света из Москвы? Прости, Светулик, не узнал. Приехала-таки! На три дня? Отлично! Что у ребят нового? Николай Петрович все трусцой бегает?