Из Ниццы с любовью
Шрифт:
Теперь следователь представлял, как нужно говорить с ней. Вызвав пожилую женщину в прокуратуру, он объяснил ей, что долг советского человека — быть откровенным со следствием и, умалчивая об истинном характере происшествия, она совершает преступление против правосудия.
И она все ему рассказала.
Ее беспокоило, что у взрослого сына нет девушки и жениться он не собирается. Но она знала, что сын уходит куда-го вечерами; однажды нашла на его одежде следы крови. А потом в школу пришли работники милиции, рассказали, что в городе совершаются нападения на девочек, и попросили педагогов быть бдительными.
Услышав
Получив признание, мать сказала ему, что отрекается от него, он ей больше не сын, и потребовала сдаться в милицию. Он ответил, что не может сделать этого, боится. Она готова была сама вызвать милицию, но сын бросился ей в ноги, умолял не делать этого, бился в истерике. Она дала ему водки и потребовала, чтобы он написал признание на бумаге. Он выпил и согласился. Написал письмо, а потом уснул, бросившись на кровать, как был, в одежде.
Дождавшись, когда сон его станет крепким, женщина взяла лезвие бритвы, завернула рукав рубашки на его левой руке и перерезала вены родному сыну. Резала она с остервенением, бритва буквально раскрошилась в ее пальцах, осколки остались в ране, но она этого не заметила. Сын так и не проснулся — алкоголь обладает анестезирующим действием, кровь текла из раны, пропитав постель, а она терпеливо ждала, когда наступит смерть…
Уже вызвав милицию, женщина спохватилась: а как они поймут, что это самоубийство? Ведь лезвия в руке у покойного нет… И она вложила в коченеющие пальцы сына другое лезвие.
Ее осудили на небольшой срок лишения свободы: учли положительные характеристики и социально положительные мотивы ее поступка. Председательствовала в процессе женщина-судья, для которой, наверное, чувство долга тоже было выше родственных связей.
СТРАННАЯ «ЗАКАЗУХА»
Благодаря средствам массовой информации, а также детективной литературе любой современный человек, услышав словосочетание «заказное убийство», представляет себе заказчика — мафиозо, исполнителя — профессионального киллера, и жертву — несговорчивого коммерсанта (вариант: заказчик — супруг, жаждущий избавиться от законной половины, не дающей развода, или супруга, которой не терпится стать единоличной обладательницей заводов, газет, пароходов).
Если преступление совершается по этой схеме, то сбой происходит редко; как правило, киллер-профессионал, получив заказ, исполняет его, а дальше все стандартно: осмотр трупа, возбуждение уголовного дела, следствие, суд — это в случае удачи следствия.
Но беда, коль пироги начнет печи сапожник, а сапоги начнет тачать пирожник, как говаривал классик. Если заказчик, посредник и исполнитель не принадлежат к представителям организованной преступности, то возможны самые неожиданные повороты в развитии событий. Да и жертвой непрофессиональной «заказухи» может стать не только богатый предприниматель, не желающий делиться, или лидер организованного преступного сообщества, которому, по мнению молодых членов сообщества, давно пора подвинуться; что называется, от сумы, тюрьмы и заказного убийства не надо зарекаться.
Думал ли спокойный, положительный, непьющий представитель рабочего
— За что? — только и смог выдавить из себя Иванов.
— Вот уж этого я не знаю, — спокойно ответил его собеседник. — Но убивать тебя я не хочу, поэтому давай договоримся: ты куда-нибудь прячешься на время, я сообщаю заказчику, через посредника, что заказ я выполнил, получаю деньги, сматываюсь, а дальше разбирайтесь как хотите.
— Мне нужно подумать, — сказал Иванов.
Прямо со встречи (киллер любезно разрешил подумать, но недолго) Иванов побежал в милицию. А куда еще бежать человеку, не имеющему связей в среде организованной преступности?
В милиции над ним сначала посмеялись, но потом прониклись серьезностью вопроса — а вдруг и вправду есть шанс предотвратить насильственную смерть и взять на деле заказного убийцу? Иванову выдали диктофон и отправили на следующую встречу с киллером. Иванов послушно запихал диктофон в карман и добросовестно записал разговор с человеком, который объяснял, как он собирается снять с посредника деньги за совершение убийства. Как только Иванов выключил диктофон, на его собеседника сзади прыгнули сотрудники отдела по раскрытию умышленных убийств ГУВД.
Проверив его личность, опера установили, что никогда ранее он не светился в историях с заказными убийствами, а также не замечен был в связях с организованной преступностью; иными словами — любитель. Прослушав в кабинете убойного отдела главка запись собственного разговора с предполагаемой жертвой, этот дилетант еще повыпендривался для приличия, но, видимо, рассудил, что надо соглашаться на условия оперов: рассказать все, подробно и честно.
Он клялся, что про заказчика — ни сном ни духом, что общался только с посредником. Обдумав ситуацию, оперативники пришли к выводу, что несостоявшийся киллер не врет, и сделали ему предложение, от которого тот не смог отказаться: если он сдает заказчика, то сам остается в деле свидетелем, так как его освобождает от уголовной ответственности факт добровольного отказа от совершения преступления.
Справедливо решив, что быть свидетелем лучше, чем обвиняемым, киллер согласился сотрудничать со следствием. И сообщил операм все, что знал про того, кто заказал ему убийство рабочего Иванова. Киллер был уверен, что этот человек — не заказчик, а всего лишь посредник, потому что тот несколько раз повторял, что заказчик — большой человек, не чета ему. И хотя это могло быть всего лишь уловкой лица, заказавшего убийство, но не желающего, чтобы именно его считали заказчиком, все-таки оперативники склонялись к мысли о том, что этим человеком дело не ограничится, впереди — поиск настоящего заказчика.