Из Ниццы
Шрифт:
— Но не пропадать-же вещамъ. Вдь ужъ теперь мы пріхали, вернулись, раньше вернулись, это теб барышъ… И ужъ, кром того, въ настоящее время будемъ экономію наводить. Кое-что изъ весеннихъ нарядовъ у насъ есть, мы тамъ купили, а ужъ теперь здсь мы будемъ себ во всемъ, во всемъ отказывать. Ахъ, какъ я боялась, что по дорог съ насъ за что-нибудь пошлину потребуютъ! Чмъ отдать? Денегъ въ обрзъ… Ты знаешь, въ дорог мы даже въ завтракахъ и обдахъ стснялись. Все такъ дорого на станціяхъ. А у Лидочки такой аппетитъ. Сама я только булки
— Да что ты! — удивился Изнанцевъ, покачавъ головой. — Вотъ до чего игорная-то корысть доводитъ! Похали въ первомъ класс со всей роскошью — и вдругъ…
— Ну, прости, прости, папка… Такъ пошлешь семьсотъ франковъ? — спросила Лариса Матвевна, поднялась съ кресла и поцловала мужа въ лысину.
— Другъ мой, я еще не уплатилъ тхъ денегъ, которыя занялъ вамъ на поздку у еврея Липдэйзена… Сегодня срокъ векселю въ шестьсотъ рублей, а у меня въ карман съ небольшимъ сто рублей. Надо просить у него переписать вексель, но не знаю, согласится-ли онъ.
— Папочка, голубчикъ, займи у подрядчика Кошкина. Онъ теб обязанъ и долженъ дать. Не пропадать-же вещамъ, — упрашивала Лариса Матвевна. — Наконецъ, можно шубу заложить. Шубы скоро будутъ не нужны.
— Господинъ Линдэйзенъ… Прикажете принять?
II
При доклад лакея о Линдэйзен Изнанцевъ весь какъ-то съежился, нахмурился, застегнулъ дв разстегнутыя пуговицы тужурки и сказалъ жен:
— Надо принять его… Надо уладить это дло. Оно меня такъ безпокоило и безпокоитъ. Проси… — обратился онъ къ лакею и, когда тотъ ушелъ, прибавилъ жен и дочери:- А вы уходите.
— Да, да… Вдь намъ надо умыться съ дороги. Вдь мы закоптли въ вагонахъ, — отвчала Лариса Матвевна, и вмст съ дочерью вышла изъ кабинета, сказавъ мужу:- А ты не плати. Ну, что такое еврей? Можетъ подождать.
Вошелъ Линдэйзенъ. Это былъ еврей чистякъ, въ черномъ сюртук, срыхъ брюкахъ и бломъ жилет, съ котораго свшивалась массивная золотая часовая цпь съ кучей брелоковъ. На рукахъ сіяли брилліантовыя кольца, волосы на голов съ проборомъ по средин были напомажены душистой помадой, борода и усы носили слды брилліантина, но отъ него, не взирая на помаду, все-таки отдавало специфическимъ еврейскимъ запахомъ.
— Мое вамъ почтеніе, ваше превосходительство, — проговорилъ онъ съ небольшимъ еврейскимъ акцентомъ, развязано подходя къ Изнанцеву. — Простите, что безпокою васъ, но сегодня послдній срокъ.
— Знаю, знаю, мой милйшій. Прошу васъ садиться… Здравствуйте… — отвчалъ Изнанцевъ, не безъ брезгливости протянулъ ему руку и указалъ на кресло около стола.
Линдэйзенъ слъ и ползъ въ боковой карманъ за бумажникомъ.
— Я нарочно пораньше, чтобъ застать васъ дома. Думаю, что на служб визитъ мой былъ-бы вамъ не совсмъ пріятенъ, — сказалъ
— Какъ возможно на служб! Зачмъ на служб! Тамъ совсмъ неудобно. Это дло домашнее, — нсколько испуганно произнесъ Изнанцевъ.
— Такъ можно будетъ получить по векселю? — спросилъ Линдэйзенъ, держа въ рукахъ вексель.
Изнанцевъ еще боле съежился, насильно улыбнулся и пробормоталъ:
— Все это прекрасно, но вотъ видите… въ настоящую минуту у меня денегъ нтъ. Совсмъ я васъ не лишу уплаты… Я вамъ дамъ сто рублей… по остальныя придется переписать.
Линдэйзенъ покачалъ головой, издавъ звукъ «пфай».
— А мн сегодня такъ нужны деньги, такъ нужны… Я такъ разсчитывалъ… — началъ онъ. — Вы знаете деньги такой товаръ, что иногда одинъ день важне, чмъ мсяцъ.
— Ну, полноте… У васъ всегда деньги найдутся… Вы найдете… Такъ вотъ… Я вамъ дамъ сто рублей, а остальные пятьсотъ рублей я попрошу еще отсрочить на три мсяца. У меня и вексельная бумага есть. Я приготовилъ бумагу.
— Что бумага! Бумага иногда только горе! — вздохнулъ Линдэйзенъ, вертя въ рукахъ вексель.
— Пожалуйста, милйшій господинъ Линдэйзенъ. Проценты, разумется, можете приписать.
Линдэйзенъ сдлалъ гримасу.
— Это ужъ само собой. Какъ-же можетъ капиталъ не работать! Капиталъ долженъ работать, — сказалъ онъ. — Но проценты-то ужъ очень малы, ваше превосходительство. Я не могу за т проценты, въ которыхъ мы раньше условились.
— Какъ? Полтора процента въ мсяцъ вамъ мало! — воскликнулъ Изнанцевъ.
— Конечно-же немного, — спокойно отвчалъ Линдэйзенъ. — Ну, что такое полтора процента въ наше время, тмъ боле, что и вексель всего въ пятьсотъ рублей будетъ, да и на три мсяца!
— О срок я не говорю. Хотите, такъ на шесть мсяцевъ. Для меня это будетъ даже удобне.
— Нтъ, ужъ это зачмъ-же. Переписать вексель я согласенъ, но полтора процента въ мсяцъ мало. Тмъ боле, что эта ужъ переписка, первый вашъ вексель вы не хотите оправдать, а это ужъ колеблетъ вашъ кредитъ.
— Позвольте… Но вдь у меня казенная служба. Я получаю хорошее жалованье… У меня есть имніе въ Смоленской губерніи, стало быть, вексель нашъ вполн обезпеченъ.
— Что служба! Это выйдетъ скандалъ. Я этого терпть не могу. Нтъ, ваше превосходительство, полтора процента я теперь при переписк не могу взять. Деньги дороже стоятъ, — твердо произнесъ Линдэйзенъ.
— Такъ сколько-же вы хотите? — спросилъ Изпанцевъ.
— Да по крайней мр хоть ужъ три процента въ мсяцъ.
Изнанцевъ задумался и потомъ ршительно махнулъ рукой.
— Извольте. Я не сквалыжникъ и не капризенъ, — сказалъ онъ. — Три, такъ три процента. Давайте переписывать вексель. Вотъ бумага.
Онъ ползъ въ ящикъ письменнаго стола и вынулъ вексельную бумагу.
— Сто рублей въ уплату, разумется, сейчасъ отдадите, — напомнилъ ему Линдэйзенъ.
— Да, да… Вотъ вамъ…