Из Ниццы
Шрифт:
— Говори, говори… Я что-то предчувствую… — глухо произнесъ Изнанцевъ, вскочилъ со стула и заходилъ по комнат, отирая платкомъ лысину.
Жена потупилась и сказала:
— Мы ухали изъ Ниццы, не заплативъ въ гостиниц восемьсотъ франковъ за пансіонъ.
— То-есть какъ-же это такъ не заплатили? А вещи, стало-быть, остались за долги?
— Нтъ, у насъ не оставляли,
Изнанцевъ остановился ходить, развелъ руками, и у него вырвалось:
— Господи! Что-же это такое! Не только безъ часовъ, безъ золотыхъ украшеній, но даже и безъ гардероба въ Петербургъ вернулись! Ну, путешественницы!
— Ты не сердись. Вещи цлы… Все цло… — перебила его жена. — Золотыя вещи въ occasion, а сундукъ съ гардеробомъ въ гостиниц. Проклятое Монте-Карло виновато.
— Похали нервы въ тепломъ климат укрплять… Похали на солнц грться… Морскимъ воздухомъ дышать, — продолжалъ Изнанцевъ. — А сами…
— Рулетка противная, мерзкая… Думала: вдь выигрываютъ-же другіе… Передъ нами, говорятъ, какой-то русскій капитанъ тридцать тысячъ выигралъ, а съ пятифранковаго серебряка началъ. Но ты, Вольдемаръ, не тревожься. Вс наши вещи будутъ цлы… Только-бы полторы тысячи франковъ туда послать на выкупъ. Ну, самое наибольшее тысячу семьсотъ… А въ гостиниц вещи нужно было оставить, иначе-бы намъ не пріхать въ Петербургъ. Я теб сейчасъ разскажу, какъ было дло… Чистосердечно разскажу. Присядь, Вольдемаръ, не мотайся такъ передо мной по комнат. У меня голова кружится, — просила Изнанцева жена. — Сядь.
Изнанцевъ слъ къ письменному столу, закурилъ папиросу, усиленно затянулся и выпустилъ большой клубъ дыма. Жена продолжала:
— Видимъ, проигрались до тла. Какъ тутъ? Закладываю брилліантовую брошку. Считаю деньги и вижу, что денегъ хватаетъ только на проздъ до Петербурга и то по третьему классу… Ахъ. Когда я сказала Лидочк, она даже заплакала… «Скорй, мамаша, домой, скорй…» А мы въ гостиниц за
— Тревожь, не тревожь — я все равно не могъ-бы выслать. У меня нтъ денегъ, — глухо сказалъ Изнанцевъ. — Я вамъ и такъ отдалъ все, что могъ.
— Мерси, папочка, мерси. Я это все цню… Я понимаю… Но что-же длать, если эта рулетка проклятая!.. А ужъ теперь я теб все, какъ на духу… Вдь только и переслать туда черезъ Ліонскій кредитъ на имя Марьи Ларіоновны какихъ-нибудь тысячу восемьсотъ франковъ, — сказала она, опять поднялась и опять чмокнула мужа въ лысину. — Ну, такъ вотъ… Когда я увидала, что денегъ у меня только на обратную дорогу, я и придумала такую комбинацію. О, я финансистка! Я и говорю содержательниц гостиницы… Прелестная эта дама мадамъ Глуаръ… Такъ и такъ, говорю, я вамъ кое-что должна и уплатила-бы, но намъ надо създить въ Римъ и Неаполь на нсколько дней. Чтобы не обременять себя багажемъ, подемъ налегк, а вс наши вещи у васъ въ гостиниц оставимъ, потому что черезъ недлю къ вамъ опять вернемся. А насчетъ долга не безпокойтесь. Къ тому времени мужъ мн вышлетъ дв тысячи франковъ, и я съ вами разсчитаюсь. Вы не безпокойтесь. Вы видли мой гардеробъ, вещей у меня и у дочери куда больше, чмъ на восемьсотъ франковъ. И вотъ мадамъ вамъ порука… Указываю на Марью Ларіоновну. Впрочемъ, нтъ, я дала хозяйк двсти франковъ въ уплату. Я ей тысячу была должна. Ну, она поморщилась немного, но поврила. А я и ухала. Такъ вотъ надо выкупить, папочка, — закончила Лариса Матвевна.
Изнанцевъ тяжело дышалъ и щипалъ бороду.
— Ты, папочка, къ дровяному подрядчику обратись. Онъ долженъ теб дать денегъ. Онъ не посметъ не дать, — говорила Лариса Матвевна. — Пусть онъ вспомнитъ, какую вы дрянь вмсто дровъ приняли.
Изнанцевъ позвонилъ Захара и веллъ подать себ вицъ-мундиръ.
Онъ отправился на службу.
1903