Из одних бумаг

Мягкое ладонное. Едва-едва получается сжать мячик с коротким беззвучным смехом и смущенной улыбкой. Не ступить на землю. Не выскочить из-за школьной парты в шесть с половиной десятилетий назад. Только обвести взглядом стены и остановиться на лицах. И закрыть глаза. И увидеть красавицу перед зеркалом. И заметить за спиной тех, чье присутствие никто не признает. Заплакать. Быть разбуженной голосом священника. Или сына. Или наоборот. Все наоборот. Незаслуженно наоборот.

Ровно в восемь распахнется дверь и в комнату прошествует он, чтобы снова быть рядом и не оставить. Это привычка. Не оставлять. Он в пиджаке. За окном завершается лето. Полки с рядами сувениров возвращают обратно кванты наполненного смыслом. Они без боязни смотрят на облака над поеживающимся здешним миром. Смерть закончилась.

Осталось не забыть одного

кроху, чья безусловная любовь честнее иного человеческого стиха. Захочет – на плечо волшебника. Захочет – на запястье его спутницы. Как усядется, закивает: можно лететь. И они полетят…

К звездам.

небо в сеточку из ветвей,сбросивших листья. а мы в началеновой истории, где полейне достигают мосты из стали.и в связи с этим по нам дождичастые, чистые барабанят.тоже устали они, поди.мука со смыслами и словами.комьями грязи грехи с сапогструйки смывают. мы будем лучше.нас наконец-то увидел бог.неординарных. больных. заблудших.черновики. а звучали как!дело закрыто. дела такие.небо с вуалью – наверняка.мы превращаемся в прописные.рукопись, поднятая с земли.нас редактируют сами звезды.мы и не знали, что мы могли.знали дожди. и пронзали воздух.

но больше прочего – белый цвет. с теплотой твоей кофты и складками капюшона. та опрятная легкость и рассыпной привет, заповеданный к чашке. и – креслу. и – телефону. но домашнее прочего – имя вслух. и совсем непохожее на проходные будни. в стеариновых сумерках. и далеко вокруг. и за мягкими шторами. и без оного пополудни. но загадочней прочего – кисти рук, по которым бегут утонченности сложных линий. по одной из теорий, они замыкают круг, и в том круге – сады, и садов тех дары обильны. но любимее прочего – просто так. на двух встречных орбитах смотреть, как родное солнце подает – раз в две жизни – какой-то условный знак, по которому вечное с вечным пересечется.

в чае есть что-то английское,в чае, который вы любите,я – тоже. следите за мыслями –они превращаются в кубики.на блюдцах кусочками сахара.минуты. не тают. забытые.и теплое нежно-двоякоесквозь пальцы немного размытоеприбоем рисованным. только ли?а вдруг – еще парусным трепетом.картина ведь ваша? негорькимиглотками сольется со щебетомпернатых с причального берега,где мизерен шанс снова свидеться.в картине есть что-то от Рериха,в вас – добрая честность провидицы.

мандариновое – это не когда к предпраздничной суете пристает оранжево-горькая кожура, это совсем другое, это такое «где», где твоя молчаливость подумает, что «ура». где духи начинаются резким обрывом в слепящий свет, согреваются, полнятся сном, посвящением, чистотой. терпкость мягче и мягче, слабее, а сладкие ноты – нет, и ты перед огнем, накануне самой собой. гололедных поленьев в камин побросаешь. стыл поначалу прокравшийся в комнату воздух, но счет пойдет на минуты, и от ветровых перил оттолкнешься в уютное, станет совсем смешно помнить солоноватое, скучное, бренное – ишь чего! за рукав кто-то дернет легонько. о, господи, это же Питер Пэн! что ты делаешь здесь? приглашаю на Рождество. на окне свертки вкусностей, в красном носке – презент. по зеленым иголочкам спустятся на ладонь феи в клеверных платьицах и обратят тебя в ту счастливую девочку, что, разводя огонь, привносила в мир нечто значительнее огня. и не станет ни лучше, ни хуже – все как и есть. просто ты не молчишь, и сияют твои глаза. в зазеркалье бьет полночь, покуда у прочих – шесть. подходящее время о вере в тебя сказать.

за шторами – дивный леси ягодная страна,безоблачная онаи боли, и страха без.пойдем проживем час,который отвел богна хлеб и густой сок,на музыку и нас.за шторами – ты, ясквозь струи травы вброд,а солнце росу пьети жжется, смеясь.я настоящая – в красотезеленых улиц моей Рязани.ее дворовое – не везде,но то, что вечно, в моем дыханьи;но то, что светится, серебрит,когда свой пост оставляет месяц,и строгой выправки фонари,и утонченность небесных лестниц.мои духи – нежно-сладкий май,когда все – первое, все – в бутонах,когда на памяти был трамвай,звонком будивший мою влюбленность.я настоящая – что сейчас,что в сновидениях о прошедшем.мой теплый город, как тот рассказ,в деталях капельку сумасшедший.к плечу малюсенький парашютприжмется. мой одуванчик – лучший.меня нет подлиннее, чем тут,щекой к щеке дорогого плюша.а бог пусть дальше вращает мир –я все приемлю, коль то от бога.на крае блюдца лежит зефир,и точно так же лежит дорога.под белокурость подобран день;ночь, утро, вечер – само собою.под шелест платья – на шаг ступень,под ощущение винтовое.я настоящая – вся в мечтахо свежеветреной неге парков,и я – написана на устах,и я – ценнейшая из подарков. одной маленькой девочке бог придавал цвета,и, склоняясь над снимками, та не могла смиритьсяс черно-белыми точками на безупречных лицах –артефактами пленок, с которых текла вода.безупречного вкуса она, человек-любовь.с каждым фото стройнее, изящнее, птица-лебедь.и светало на сердце ее, и светлело в небе,когда в крошечном зеркальце таяли тени снов.кадры стали уютнее. бог улыбнулся ей,этой маленькой девочке, что узнается в счастье,и решил про себя, раз подобное в его власти,он не в праве не сделать ее мир еще цветней. и ты стоишь на снимке черно-белом,и взгляд не в зал, а в сторону окнав цветной рассказ о том, как птица пелаи ты была до счастья влюблена.был райским сад, оставшийся узором.нежнеет ткань по линиям судьбы.ладонный май сквозь золото пробора.осенний свет под вешним голубым.и ты добро во всей его палитре.вполоборота к солнцу. посмотри.наш грубый мир, разобранный на титры,застыл, но ты, прошу, но ты не говорис его лукавством сумеречной зоны,раскосый дождь и пепел обходя,стой ближе к тем неписаным законам,что не боятся пепла и дождя.красивая – ни автора, ни роли –на черно-белом снимке у окна.храни тебя цветущий сад от болина всем пути реальности и сна. радугас особенностьювозникать накануне дождя.над репейником мотыльки.грунтовой прожилкой дорога в поле.если взором к зеркальной реке,отражения ослепят.если задуматься,в шутке не соль –шутка в самой соли.открывай.открывай, что возможно.настежь. с окном. нараспашку.и начинай играть.заповедная радугамной переброшена в твой город.теплым клавишам это знакомо –тебе их понравится слушатьи, слушая, доверять.а еще ты заметишь,что в платье красивоми туфельки из хрусталя в пору.я совсем по соседствупродолжу срывать неземной цвети подбрасывать в радугу,дабы с полей перетекла свежестьчумового дождя,который смеется над шуткамиминимум сто лети умеет стенойот беды оградить,уберечь нежность.