Из пепла

Лапшина Анастасия

В темноте загорается свет. Маленький огонек тусклым светом едва освещает комнату: не горящая лампа на тумбочке, и девушка сложившаяся полу-калачиком на своей кровати, слепо смотрящая перед собой. Она переводит взгляд на маленькое пламя единственное живое, движимое, и колыхающееся в этой комнате. В её комнате.

– Привет, - говорит маленький огонек.

– Привет, - отвечает Кэтрин.

Казалось, она разговаривает со светом. А может, это и все что остаётся ей делать. Разговаривать с единственной надеждой освещающую

тьму. Но затем рука сжимающая сигарету двумя пальцами подносится к огоньку, который видимо, оказывается зажигалкой. Затем подносит ко рту и освещает лицо: темные волосы, темные глаза, все как раньше.

– Мам?

– Да, ангел?
– произносит она, затягивается и выпускает струйку дыма.

– Что ты делаешь в моей комнате?

– Я пришла поговорить.
– Пауза.
– Не забывай это и мой дом тоже.

Ну конечно её. Кейт часто это забывала, когда жила в старом доме, как и сейчас находиться в нем. Ярко персиковые стены, кровать большая, и её любимый комод, она и забыла что значит жить одной, отдельно от сестры и иметь свою комнату.

Огонек освещал только её лицо. Она чуть наклонилась, красивая, с темно-карими блестящими глазами, все это время наблюдая за ней, и улыбнулась теплой улыбкой. Затем прошептала:

– Ты должна отпустить меня.

– Отпустить?

– Да.

– Но как? Я все еще сержусь на тебя.

– Я знаю, ангел. Прости меня, прости, что скрыла от тебя твою жизнь, но пойми, что бы я ни делала это ради твоего блага. Пыталась уберечь, но вышло только хуже. Прости, что оставила тебя,...Но сейчас пришла пора.

Она снова затягивается. Кейт и забыла, что сигареты, были маминой слабостью. Как ни странно, это придавало ей особый шик.

– Нет, это ты должна меня простить.- Проговорила Кейт спокойным голос, положа руку под голову, свернувшись в кровати.

– За что?

– Я влюбилась.
– Грустные глаза и улыбка Кэтрин вспыхивает на её лице.

– Глупая обезьянка.
– Произносит она и накрывает её руку своей.

– Я влюбилась в монстра, мама.
– Поясняет она с нажимом.

Кейт ждет, ждет и ждет. Но её лицо также непроницаемо как было. Будто она и это знает.

Любовь берет заложников, - осознала Кейт.
– Такую как я. Она пробираются внутрь. Она проедает и оставляет одного, плачущего во тьме.

Спустя молчание мать говорит:

– Мне очень, очень жаль. Это моя вина.

– О чем ты?

– Что все так с тобой получилось.

Снова грустная спокойная улыбка.

– Это я была идиоткой, что ничего не замечала. И за это и поплатилась.

– Нет. Мне жаль, что ты здесь оказалась.- Говорит Николь и обводит комнату руками с тем же спокойным видом, как и у Кейт.

– Где? В моей комнате?- Кэтрин нахмуривает брови.

– Я мертва, Кэйти.- Говорит она, улыбаясь с теплом, не двигаясь, поднося сигарету ко рту.

–

Я не понимаю.

– Запомни, что бы с тобой не случалось, я никогда не судила тебя. Я всегда буду любить тебя.

– Ты прощаешься со мной?

– Да, Кэйти, пора.

– Разве это не сон?

Конечно это сон. Ведь этот дом, где она сейчас находится, сгорел. Но есть ли так, что мама делает в её сне?

– Нет. Ты умерла. А сейчас ты должна проснуться.

– Но если я умерла, зачем мне просыпаться?- Спрашивает она улыбаясь, на этот раз устало так спокойно, будто вот-вот заснет. С полузакрытыми глазами, она медленно усмехается.
– Кстати я прочитала моби-дика...

– Ты должна проснуться.
– На этот раз голос матери становиться строже и серьезней.

– Я кое-что помню.- Говорит она и торопясь продолжает.
– Все, что туманит разум и мучит...

– Кэтрин, проснись!

– Что подымает со одна муть вещей, все зловредные истины...

– Кэтрин...

– Все, что рвет жили и сушит мозг...

– Это не сон! Проснись немедленно!...

– Вся подспудная чертовщина жизни и мысли...

– Проснись!- Кричит она, надвигаясь на Кейт так быстро, что пламя потухает и её снова накрывает тьма.

И она так и не просыпается.

***

– В следующий раз на охоту я точно не возьму их.

Они стояли посреди поля, и Дэниел кинул взгляд на остальных три утопавших тела в крови впереди них и усмехнулся:

– Неужели? То та я подумал, почему у них глотки разорваны.

– Нет, я имею ввиду, взять "черную магию" (Черная - означает за грани светлого, то после белого наступает темное, тоесть грань, против правил. А магия значит - сами же ведьмы). под крыло. Обрыднули мне их предательские личины.

– Обессудь, но твоя личина мне надоела задолго до второй мировой войны.

– В то время ты только и делал что умертвлял, так что меня с тобой не было.

Они двинулись в сторону высоких стеблей кукурузы.

– А ты говорил, что все это чертова западня. А она, - Джозеф, повернувшись, указал на девушку утопающую в обугленном красном платье, будто тоже лежавшая среди крови.
– Чертова другая шлюха, не такая как остальные шлюхи, которая не знает...

– А еще я говорил, что ты узколоб,...но смотри, как получилось - оправдалось.

– Мой лоб прямо пропорционален твоей заднице.

Дэниел нахмурился, подумывая, знает ли он что значит "пропорционален", но да ладно.

– Что нам делать с телом?
– Он остановился и кивнул на бездыханное тело ведьмы, недоумевая, чувствует ли он что-то кроме пустоты или все-таки наслаждения.

– Сожжём, - ответил Джозеф и пожал плечами.
– Снаружи. Ведьму нужно сжигать должным образом - сначала лодыжки, бедра и руки, затем туловище предплечье и грудь.

– Я знаю как это делается, блондинка.