Из пережитого
Шрифт:
– - Коли бы Посохин не был военным, отличный бы из него поп вышел, -- пошутил Какунин.
– - Да он и военный-то по недоразумению, -- согласился Виго, -- казачий полковник, а про Божье толкует! Твое дело, коли и руби, а мерохлюндию не
– - Дрались и рубились и до тюрьмы докатились, -- шутливо сказал Посохин, -- хочу теперь за Бога взяться и его законы изучить.
– - Безнадежное дело, -- сказал Кудрявцев, -- тогда уже наверняка из тюрьмы никогда не уйдешь!
– - Однако в чем же суть?
– - спросил Паршин, -- Я тоже не пойму до конца худой стороны марксистской установки на обобществление труда и орудий производства, ведь легче же сообща любой машиной пользоваться, чем одному ее иметь.
По арифметике это верно, повторил я, хорошо и для ангелов, а для людей никуда не годится. Маркс за болванов людей посчитал, в лучшем случае за солдат, которых можно под барабанный бой заставить и вставать и ложиться, а живые люди только и хотят, чтобы их не трогали и на грех не наводили, а Маркс их кастрирует своими выдумками и отнимает их волю. Может, и невыгодно самому себе хозяином быть, зато греха меньше. А человек больше нужды греха боится. Отсюда и поговорка: "Щей горшок да сам большой"! Нужно, говорю, в мужицкой шкуре пожить, тогда только и понятно все будет, а со стороны толковать по-всячески можно!
– - А как
– - Какое же может сравнение быть, -- отвечал за меня Кудрявцев, -- во-первых, никакого кривлянья бы не было и разрешений и запретов дурацких, и земля бы была не государственная, а общественная. Сейчас, правда, и большевики им потворствуют, но ведь это же до поры до времени, а через год-другой и землю отнимут. Эсеры ставку на
371
крестьян делали, чтобы им угодить, а большевики крестьян в дойную корову превращают и на чиновников и на рабочих батрачить заставят. Для них крестьяне рабочий скот, не больше!
– - Ну вот, пиши им об этом записку, Куренков опустит на нитке: так, мол, и так, товарищи, мужики вас ждут, не теряйте надежды!
– - А ну вас к черту!
– - выругался Куренков.
– - С вами и в тюрьме новое дело пришьют, ты думаешь поговорить с ними по чести, по совести, а они так и норовят тебя утопить и вовлечь в разговор!
Все громко рассмеялись и прекратили разговор*.
* На этом воспоминания М. П. Новикова обрываются. Ниже его рукой сделана запись: "Данные записки как мемуары прошлого писались мною, которые изъяты у меня при обыске 9 августа 1937 г. М. Новиков".