Из-под снега

Чоргорр Татьяна

— А что Наритьяра Младший? Мы же Наритья?

— А Наритьяра сбагрил всё беззаконное гнильё сестре по служению. Он сказал мне прямыми словами, мол раз вы поселились в угодьях Вилья, будете Вилья. Или совсем не будете… Ну, что, есть желающие — оспорить мою власть и власть моих сестёр?

Желающих не нашлось. Вильгрин взглядом отыскал в толпе Даруну и Нгуну, бледных и решительных.

«Ты сдашься мудрой Вильяре или уйдёшь в снега, брат?» — спросила Нгуна.

«Я пока не решил. Сначала ты посмотришь мою рану. Чунк достал меня не так красиво,

как я его. Но сильно. Может, уже и решать нечего».

***

Мули летела сквозь ночь, не чуя под собою ни ног, ни лыж. Чувствовала, что вряд ли успеет, но как ни рвать жилы в бешеном беге, когда батюшка умирает? Пусть, старый Латира опять ворчит, что она бросила своего подопечного без присмотра! Полдороги за спиной, а синие всполохи от Камня, куда ушли оборотень с Вильярой, всё ещё мерцают на снегу. Что может маленькая Мули рядом с такой мощью? А дома, дома… «Батюшка, Батюшка! Что с тобою, ты болен или ранен?»

«Я ранен, Мули. Нож в печень, подарок Чунка. Прощальный подарок. Не успел я тебя позвать, доченька, ты уже сама узнала».

Не успел он, как же! Не захотел звать, или тётки отговорили. Слёзы смерзаются на ресницах, дышать всё больнее. Мули умрёт на бегу или всё-таки успеет? Не исцелить, так попрощаться?

***

Ромига первым хватился своей сиделки:

— Мули! Эй, Мули! — нет ответа. — Мудрая Вильяра, ты что, отослала её куда-нибудь?

— Нет.

Снежный купол иглу светится огоньком масляной плошки, но внутри пусто. Одной пары лыж нету, и новая лыжня — поверх вчерашних следов. Вильяра приглядывается, принюхивается.

— Сбежала! Опрометью! Будто за ней дикая стая гналась. Погоди, сейчас я позову её… О! Щуров Вильгрин! Или я сейчас поспешу, или уже никогда не познакомлюсь с собственным братом… Да, Нгуна подтвердила. Нимрин, ты со мной или остаёшься?

Ромига оглянулся на Камень: он уже дал наву всё необходимое и сам пока больше не звал. А вот Вильяре может понадобиться помощь воина.

— С тобой. Ты в дом у фиорда?

— Да, и быстро!

В доме снова было неладно, но иначе: вместо немой неясной угрозы — отголоски эмоций, гул голосов… Ромига не стал на этом сосредоточиваться.

Из укромного закутка, куда они вышли с изнанки сна, Вильяра провела его в незнакомую комнату, зато к знакомым персонам. Две рыжие колдуньи привычно вздрогнули, увидев нава, и тут же низко поклонились Вильяре. Ромига встал у двери, чтобы никто не помешал мудрой общаться с её драгоценными родственниками.

— Здравствуй, сестра, — донеслось с просторной лежанки. — Ты успела.

Даруна и Нгуна молча отступили в сторону. Вильяра стремительно шагнула к лежанке, присела на край, жадно вглядываясь в лицо неподвижного и очень бледного охотника.

Нав следил за всеми в комнате и слушал коридор. Определил для себя: беззаконник Вильгрин ныне практически безопасен, поскольку медленно, но верно загибается от внутреннего кровотечения…

Уже загнулся бы, но сильная ворожба удерживает его среди живых. Поймав пронзительный взгляд серебристых, как у Вильяры, глаз, Ромига внёс поправку, что раненый не чувствует боли, находился в ясном сознании, и, вероятно, способен дать копоти в последнем бою. Однако пока встреча проходила мирно: брат и сестра долго, пытливо смотрели друг на друга. Дети знахарки от разных отцов оказались поразительно похожи, только разрез глаз и форму губ Вильгрин унаследовал от предков-южан.

Характерным целительским жестом Вильяра стиснула запястье вытянутой поверх шкур руки. Горестно вздохнула:

— Здравствуй, брат Вильгрин. Думаю, ты сам понимаешь, насколько тяжела твоя рана?

Лежащий чуть растянул в улыбке бескровные губы:

— Да, мудрая. Лечить меня поздно и незачем. Даруне и Нгуне я запретил. И тебя прошу оставить, как есть. Моего собственного дара и силы хватит, чтобы мы напоследок побеседовали по-родственному.

Говорил Вильгрин тихо, но отчётливо, и даже на длинных фразах не сбивался, не задыхался. Вильяра перекатила желваки на скулах, глянула исподлобья:

— А если я захочу сохранить тебе жизнь до суда мудрых?

— Я сам знаю, чего я заслужил под рукой Наритьяры Среднего. Незачем откладывать моё изгнание.

Вильяра нахмурилась сильнее:

— Мудрые захотят узнать обо всех делах отступника и его сообщников. Средний жил в этом доме, двое других Наритьяр бывали здесь. Ты, Вильгрин, знаешь о них много. Вероятно, больше всех.

Широкая, располагающая к себе улыбка — легко представить, каким великолепным купцом был умирающий.

— Даруна и Нгуна знают всё, что знал я, и даже больше. Я оставляю дом на них, — Вильгрин на миг запнулся, будто собирался сказать ещё что-то, но передумал. — Хочешь, задай мне вопросы. Отвечу без утайки.

— Вильгрин, ты благословил свою дочь Мули на путь воина?

Вот теперь раненый мучительно застонал: вопрос мудрой уязвил его больнее стали, или чем его продырявили.

— О, нет, Вильяра! Мули… Наш Великий, то есть, Наритьяра Средний, возвещал нам свои истины, а дочка слушала и заслушалась. Мой недосмотр, что она сбежала охотиться. Нам ещё повезло, что никто не хватился того странника. Все Наритьяры были в гневе, но Средний всё-таки принял новую воительницу под свою руку. А я потерял дочь, увы.

Вильяра дала ему полежать с закрытыми глазами, потом участливо спросила:

— Мули всегда была немного ущербна разумом?

Вильгрин быстро ответил:

— Да, с детства. Пока она слушала меня, всё было хорошо. Как подросла и начала думать сама… Вроде бы, не совсем дура, но мысли бродят неведомыми путями… Вильяра, ты изгонишь её?

Беззаконник — беззаконником, а о дочке он беспокоился больше, чем о себе самом. Хотя, о себе-то уже поздно.

Вильяра сжала его руку:

— Я ищу, как сохранить твоей дочери жизнь по закону. Мули добыла одного странника? Или потом кого-то ещё?