Из рода Бурого Медведя. Том 2
Шрифт:
— Не редкость, — согласилась Мама, явно обрадованная тем что удалось удачно сменить тему — Под новый год многие стремятся сюда наведаться. У меня клиентов сразу прибавляется в кондитерке в это время. Рядом много апартаментом под съём.
— А где ваше кафе находиться кстати, может мы там рядом и остановились? — спросил Кротов хитро подкручивая ус.
— На улицы «1-й роты Семёновского полка»…
— Отлично название-с, — засиял Кротов. — По нашему, по военному! А мы на «Никольском» переулке… это далеко?
— Это довольно близко, — сказала бабушка.
— А где вы именно? Как называется кафе? — спросил
Мама кинула гневный взгляд на бабушку и та, собравшись прежде сообщить точные адрес и название, прикусила язык.
— А вы сами догадайтесь, — игриво сказала мама. — Вы мужчина не промах.
— Ну что ж, — сурово сообщил Кротов. — Будь на той улице хоть сотня кафе, я всё равно вас найду!
— Не сотня конечно, но поискать придётся. Так же ведь не интересно, если вам всё на блюдечке с голубой каёмочкой преподносят…
— Как сказал Чайковский: «Что наша жизнь? Игра!» — согласно кивнул Кротов и попросил: — Люблю преграды, люблю их преодолевать! А сейчас спойте нам ещё что ни будь.
— А давайте споём вместе с вашей дочерь Инессой, я если что подыграю.
— Инесса, — скомандовал Кротов…
…Ушли они через два часа. Лично мне удалось улизнуть через пол часа избавившись от навязчивого общения с Кротовым. Нет мужик он был неплохой. Но… не то что бы я испытывал ревность к нему как верный сын своего отца, ведь отец мать не бросал официально, а просто пропал. Просто был я в не настроении. Бабушка меня потом ругала за такое негостеприимное поведение. Впрочем так просто бы я не ушёл. Положение спас внезапно появившийся дед, на которого и обрушилось дружелюбие новоявленного жениха…
Вечером я оказался на кухне, решив испробовать пару пирожен из маминого кафе-кондитерской. Последние дни, из-за повышенного спроса, пирожных мама почти не приносила. Продажи шли слишком хорошо. Тогда я даже злился и негодовал, что меня оставили без вкусностей. Но в тот день мне повезло.
Пока я наслаждался божественным угощением, работало радио, где диктор зачитывал рассказ:
«…
…Если пройти от начала и до конца по улице Степной и спуститься вниз, то можно попасть на огромный луг с одноимённой улицей. Вот там на улице Луговой, на отшибе, в сотне метров от реки с гигантскими тополями у её берегов, стоит домик и место, где это всё случилось.
Шёл конец сентября, когда каждый день неминуемо становился холодней и короче предыдущего. Над домом громко каркала ворона. Временами она стучала по металлическому коньку крыши и зловеще поглядывая на Матвея Степановича. Он явно не нравился вороне. Ему ворона тоже не нравилась, но запускать в неё чем-то вроде камня он не спешил. Боялся повредить новенький шифер, постланный на крышу этим летом.
— Папа, папа! — выскочил во двор Ванятка, младший сынок. — А бабушка сказал, что надо ёлку то срубить было, ащо летом. Нехорошо ведь! Плохая примета если ёлка растёт возле дома и перерастет его, то мужик может помереть!
Матвей Степанович схватил с земли нечто похожее на хворостину и кинувшись на Ванятку, крикнул:
— Сейчас я тебе всыплю за такие слова, отцу смерти желать! А ну иди сюда!...
Но Ванятка с воплем убежал со двора и не приходил аж до самого ужина, блуждая где-то в рощах вдоль реки, которая этот самый
— Матвей Степанович, ты макушку то уже спилил, али нет?
Матвей Степанович грубо бросил ложку с суп, так что забрызгало белую скатерть из льна, и встал из-за стола. Он с вызовом посмотрел на тёщу и вышел из кухни. На выходе ему встретилась жена с ведром молока. Увидев что тарелка полна она спросила:
— А чего не доел, неужели щи невкусные?
— Спасибо, я наелся! — оттолкнул её грубо Матвей Степанович и поспешил из кухни.
Всё это началось пару недель назад. Тогда к тёще, той ещё сплетнице пришла её пожилая подружка Глафира Ивановна. Усмотрев что ёлка почти переросла дом, она поспешил сообщить что это плохая примета. И что надо скорее спилить верхушку ёлки, иначе не миновать беде…
— Какой же беде? — спросила тогда тёща Дарья Борисовна.
— Старший мужик может помереть, — ответила тихо Глафира Ивановна. Тёща тут же перекрестилась, схватилась за сердце:
— Да как же это так! Да это ж зять мой! Куда ж ему помирать?! Ведь трое детей…
— Не пужайся, — сказала Глафира Ивановна. — Пускай спилит, али срубит верхушку и заживёте как прежде!
— Ох спасибо что предупредила, — покланялась ей тёща. — Ох не миновать бы беде было…
Матвей Степанович только сплюнул тогда, услышав этот мракобесный диалог. Но стоило Глафире Ивановне уйти, как тёща словно с цепи сорвалась. Она накинулась на него с требованием бросить все дела и немедля начинать рубит ёлку, иль хотя бы макушку.
Ёлка ему нравилась, и дел было много. Телега не починена, дрова не наколоты. А завтра работа спозаранку. Решительно тогда он отбился от тёщи давая понять, что ни при каких обстоятельствах её просьба не будет удовлетворена. Тёща сразу всё поняла. Зять не признавал её власти и игнорировал любые просьбы и приказы. Матвей Степанович просёк её натуру ещё в первый год совместной жизни и сразу понял, что если не выставить щит, тёща сделает его жизнь невыносимой. Поэтому обычно тёща побившись с ним пару дней сдавалась. Но только не в этот раз! Тут дело встало о жизни и смерти! Шутка ли мужик помрёт, а её дочь с тремя детьми останется одна. А кому она нужна уже немолодая, да ещё с тремя детьми… Семью следовало спасть и себя саму заодно. Ведь если баба с детьми не нужна, то она бабка тем более! Поняв, что напрямую зятя не сломить, она принялась обрабатывать детей, дочь и всех соседей.
Скоро вся деревня обсуждала и говорила что не миновать беде если не срубить макушку ёлки. Но Матвей Степанович стоял до конца. Жену и старших детей он заткнул на конец второй недели. Но младший сын и тёща периодически начинали его изводить.По другому он это назвать не мог.
Прошло ещё пару дней. Все дела как-то рассосались. Под пасмурным небом, Матвей Степанович мастерил деревянный стульчик, доводя его топором до приемлемого вида. Во двор вышли старшие дети и глянули на ёлку, но поймав его тяжёлый взгляд смолчали. Затем вышла жена и пошла в коровник, тоже ничего не сказав. Наконец вышла тёща.