Из Сибири. Остров Сахалин. 1889-1894

Чехов Антон Павлович

Тюремная статистика до последнего времени почти не касалась беглых. Пока можно сказать только, что чаще всего бегут ссыльные, для которых наиболее чувствительна разница климатов Сахалина и их родины. Сюда относятся прежде всего уроженцы Кавказа, Крыма, Бессарабии и Малороссии. Случается видеть списки бежавших или возвращенных, иногда человек в 50–60, [629] где нет ни одной русской фамилии, а всё Оглы, Сулей-маны и Гасаны. Не подлежит также сомнению, что бессрочные и долгосрочные бегают чаще, чем каторжные третьего разряда, и живущие в тюрьме чаще, чем живущие вне ее, молодые и новички чаще, чем старожилы. Женщины бегают несравненно реже, чем мужчины, [630] и это объясняется трудностями, какими обставлен для женщины побег, и отчасти тем, что на каторге она скоро обзаводится прочными привязанностями. Обязанности по отношению к жене и детям удерживают от побега, но случается, что убегают и семейные. [631] Законные супруги бегают реже, чем незаконные. Бабы-каторжные, когда я обходил избы, на мой вопрос, где сожитель, часто мне отвечали: «А кто же его знает? Поди, сыщи».

629

Случается видеть списки бежавших или возвращенных, иногда человек ~ все Оглы, Сулейманы и Гасаны. – Чехов имел в виду, в частности, «Ведомость о состоявших под следствием и судом в течение минувшего 1889 г.» (Д/В, ф. 1133, оп. 1, ед. хр. 429, лл. 113–120).

630

Женщины бегают несравненно реже, чем мужчины… – Чехов знал о нескольких побегах женщин: Соньки-Золотой Ручки (см. примеч. к стр. 89) и трех женщин на катере (см. стр. 352).

631

…случается, что убегают и семейные – О побеге А. Кучеренко см. примеч. к стр. 258.

Наряду со ссыльными из простого звания, бегают и привилегированные.

Перелистывая в корсаковском полицейском управлении алфавит, я нашел бывшего дворянина, который и бегал, и был судим за убийство, совершенное во время побега, и принял 80 или 90 плетей. Известный Лагиев, присланный за убийство ректора Тифлисской семинарии [632] и бывший в Корсаковске учителем, бежал в пасхальную ночь 1890 г. вместе с каторжным Никольским, сыном священника, и еще с какими-то тремя бродягами. Вскоре после Пасхи разнесся слух, что будто видели трех бродяг в «цивильном» платье, пробиравшихся берегом к Муравьевскому посту, но уже Лагиева и Никольского с ними не было; по всей вероятности, бродяги подговорили молодого Лагиева и его товарища бежать вместе и дорогой убили их, чтобы воспользоваться их деньгами и платьем. Сын протоиерея К., присланный за убийство, бежал в Россию, убил там вновь и был возвращен на Сахалин. [633] Как-то рано утром я его видел в толпе каторжников около рудника: необыкновенно тощий, сутулый, с тусклыми глазами, в старом летнем пальто и в порванных брюках навыпуск, заспанный, дрожа от утреннего холода, он подошел к смотрителю, который стоял рядом со мной, и, снявши картузик, обнажив свою плешивую голову, стал просить о чем-то.

632

Известный Лагиев, присланный за убийство ректора Тифлисской семинарии ~ их деньгами и платьем. – Иосиф Яковлевич Лагиев, рожд. 1866 г., был приговорен Кавказским военно-окружным судом 18 июня 1886 г. «за предумышленное убийство ректора Тифлисской духовной семинарии – протоиерея Чудецкого» и осужден на 20 лет каторжных работ (Д/В, ф. 1133, оп. 1, ед. хр. 118, л. 196). Столичные газеты сообщали, когда Чехов был на пути с Сахалина, что Лагиев «бежал из места заключения на лодке и успел добраться до какого-то иностранного судна, перевезшего его в Америку» («Русские ведомости», 1890, № 303, 3 ноября).

633

Сын протоиерея К., присланный за убийство, бежал в Россию, убил там вновь ~ просить о чем-то. – Это Комаровский, о котором Чехов (также не называя его фамилии) писал в ранней редакции (см. варианты к печ. текстам, стр. 348). В № 50 газеты «Владивосток» (1886, 14 декабря) писали о Комаровском, красивом молодом человеке, сыне священника, который был уволен из гимназии за воровство, а «в каторгу попал за убийство торговца татарина». «Находившийся на Сахалине ссыльнокаторжный Комаровский, пользовавшийся там вниманием рудниковского начальства и даже состоявший учителем у сожительницы инженера, бежал на английском пароходе из Дуэ, что ему легко было сделать, потому что он был одним из сдатчиков угля на суда. Попав в Англию, он пробрался оттуда на родину, совершил еще два побега из тюрьмы и убийство и вновь предан суду в Нежине».

Для того чтобы судить, в какое время года чаще всего совершаются побеги, я воспользуюсь немногими цифрами, какие успел найти и записать. В 1877, 1878, 1885, 1887, 1888 и 1889 гг. убежало 1501 ссыльнокаторжных. Это число распределяется по месяцам так: январь – 117, февраль – 64, март – 20, апрель – 20, май – 147, июнь – 290, июль – 283, август – 231, сентябрь – 150, октябрь – 44, ноябрь – 35 и декабрь – 100. Если начертить кривую побегов, то высшие ее точки будут относиться к летним месяцам и к тем зимним, когда бывают наиболее сильные морозы. Очевидно, благоприятствующими моментами для совершения побегов служат теплая погода, работа вне тюрьмы, ход периодической рыбы, созревание в тайге ягод, а у поселенцев картофеля, затем море, покрытое льдом, когда Сахалин перестает быть островом. Летним и зимним повышениям благоприятствуют также прибытия новых партий в весенний и осенний рейсы. В марте и в апреле бегут менее всего, потому что в эти месяцы вскрываются реки и невозможно бывает добыть пищу ни в тайге, ни у поселенцев, которые обыкновенно к весне уже сидят без хлеба.

Из Александровской тюрьмы в 1889 г. бежало 15,33% ее среднего годового состава; из Дуйской и Воеводской тюрем, где, кроме надзирателей, стерегут арестантов часовые с ружьями, бежало в 1889 г. 6,4%, а из тюрем Тымовского округа – 9%. Эти цифры относятся к одному отчетному году, но если взять наличную массу каторжных за всё время ее пребывания на острове, то отношение бегавших в разное время к общему составу выразится не менее, как в 60%, то есть из каждых пяти человек, которых вы видите в тюрьме или на улице, наверное, трое уже бегали. Из разговоров с ссыльными я вынес такое впечатление: все бегали. Редко кто в продолжение своего каторжного срока не устраивал себе каникул. [634]

634

Помнится, когда я подходил однажды на катере к пароходу, от борта отчаливала баржа, битком набитая беглыми; одни были мрачны, другие хохотали; у одного из них совсем не было ног – отморозил. Их возвращали из Николаевска. Глядя на эту кишащую народом баржу, я мог вообразить, сколько еще каторжных бродит по материку и по острову!

Обыкновенно побег задумывается еще в пароходном трюме или в амурской барже, когда каторжных везут на Сахалин; по пути старики бродяги, уже бегавшие с каторги, знакомят молодых с географией острова, с сахалинскими порядками, с надзором и с теми благами и лишениями, какие сулит побег из Сахалина. Если бы в пересыльных тюрьмах и затем в пароходных трюмах бродяг держали отдельно от новичков, то последние, быть может, не торопились бы так с побегом. Новички убегают обыкновенно вскоре и даже немедленно по сдаче их с парохода. В 1879 г. в первые же дни по прибытии бежало сразу 60 человек, перебив караульных солдат.

Для того чтобы бежать, совсем нет надобности в тех приготовлениях и предосторожностях, какие описаны в прекрасном рассказе В. Г. Короленко «Соколинец». [635] Побеги строго запрещены и уже не поощряются начальством, но условия местной тюремной жизни, надзора и каторжных работ, да и самый характер местности таковы, что в громадном большинстве случаев помешать побегу бывает невозможно. Если сегодня не удалось уйти из тюрьмы через открытые ворота, то завтра можно будет бежать из тайги, когда выйдут на работу 20–30 человек под надзором одного солдата; кто не бежал из тайги, тот подождет месяц-другой, когда отдадут к какому-нибудь чиновнику в прислуги или к поселенцу в работники. Всякие предосторожности, обман начальства, взломы, подкопы и т. п. нужны бывают только тому меньшинству, которое сидит в кандальных, в карцерах и в Воеводской тюрьме, и, пожалуй, тем еще, кто работает в руднике, где почти по всей линии от Воеводской тюрьмы до Дуэ стоят и ходят часовые. Здесь начало побега сопряжено с опасностью, но всё же благоприятные случаи представляются почти ежедневно. К переодеваньям и всяким фокусам, часто совершенно излишним, прибегают искатели и любители приключений, вроде Золотой Ручки, которая, для того чтобы бежать, переодевалась в солдатское платье.

635

Для того чтобы бежать, совсем нет надобности в тех приготовлениях и предосторожностях, какие описаны в прекрасном рассказе В. Г. Короленко… – Рассказ Короленко «Соколинец» был опубликован в «Северном вестнике» (1885, № 4). Чехов рекомендовал его вскоре В. В. Билибину (письмо от 1 февраля 1886 г.).

Беглые большею частью пробираются к северу, к узкому месту пролива, что между мысами Погоби и Лазарева, или несколько севернее: здесь безлюдье, легко укрыться от кордона и можно достать у гиляков лодку или самим сделать плот и переправиться на ту сторону, а если уже зима, то при хорошей погоде для перехода достаточно двух часов. Чем севернее переправа, тем ближе к устью Амура и, значит, меньше опасности погибнуть от голода и мороза; у устья Амура много гиляцких деревушек, недалеко город Николаевск, потом Мариинск, Софийск и казацкие станицы, где на зиму можно наняться в работники и где, как говорят, даже среди чиновников есть люди, которые дают несчастным приют и кусок хлеба. Случается, что беглые, не зная, где север, начинают кружить и попадают обратно в то место, из которого вышли. [636]

636

Однажды беглые украли в Дуэ компас, чтоб отыскать север и обойти кордон у мыса Погоби, и компас привел их как раз к кордону. Мне рассказывали, что в последнее время каторжные, чтобы не идти по охраняемому западному побережью, начинают уже пробовать другой путь, а именно на восток, к Ныйскому заливу, оттуда по берегу Охотского моря на север к мысу Марии и Елизаветы, и затем к югу, чтобы переплыть пролив против мыса Пронге. Рассказывали, что такой путь избрал, между прочим, известный Богданов, который бежал незадолго до моего приезда. Но это едва ли вероятно. Правда, на всем протяжении Тыми есть гиляцкая тропинка и попадаются юрты, но круговой путь от Ныйского залива длинен и труден; надо вспомнить, сколько лишений претерпел Поляков, спускаясь от Ныйского залива к югу, чтоб оценить весь риск путешествия от этого залива к северу.

О том, как жутко приходится беглым, я уже говорил. Беглые, особенно рецидивисты, мало-помалу привыкают к тайге и к тундре, ноги их приспособляются, и нет ничего мудреного, что некоторые даже спят на ходу. Мне говорили, что дольше всех могут находиться в бегах китайские бродяги «хунхузы», которых присылают на Сахалин из Приморской области, так как они будто бы могут по целым месяцам питаться одними только кореньями и травами.

Бывает нередко, что беглые пытаются переплыть пролив где-нибудь поблизости тюрьмы. Для этого нужны исключительная смелость, особенно счастливый случай, а главное, многократный предварительный опыт, научивший, как труден и рискован путь к северу через тайгу. Убегающие из Воеводской и Дуйской тюрем бродяги-рецидивисты пускаются в море немедля, в первый же или второй день после побега. Тут уж никаких соображений насчет бурь и опасностей, а один лишь животный страх погони и жажда свободы: хоть утонуть, да на воле. Обыкновенно они спускаются верст на 5–10 южнее Дуэ, к Агнево, устраивают тут плот и спешат уплыть к туманному берегу, отделенному от них 60–70 милями бурного, холодного моря. При мне из Воеводской тюрьмы бежал таким образом бродяга Прохоров, он же Мыльников, о котором я говорил в предыдущей главе. [637]

Уплывают также на баржах-шаландах и на сеноплавках, но море всякий раз безжалостно разбивает эти баржи или выкидывает их на берег. Был один случай, когда каторжные бежали на катере, принадлежащем горному ведомству. [638] Случается, что каторжные убегают на тех же самых судах, которые они грузят. В 1883 г. на пароходе «Триумф» бежал каторжный Франц Киц, зарывшись в угольную яму. Когда его нашли и вытащили из ямы, то он на все вопросы отвечал только одно: «Дайте воды, я не пил пять дней».

637

29 июня 1886 г., с военного судна «Тунгус», не доходя 20 миль до Дуэ, заметили на поверхности моря черную точку; когда подошли поближе, то увидели следующее: на четырех связанных бревнах, сидя на возвышениях из древесной коры, плыли куда-то два человека, около них на плоту были ведро с пресною водой, полтора каравая хлеба, топор, около пуда муки, немножко рису, две стеариновые свечи, кусок мыла и два кирпича чаю. Когда их взяли на борт и спросили, кто они, то оказалось, что это арестанты Дуйской тюрьмы, бежавшие 17 июня (значит, бывшие в бегах уже 12 дней), и что плывут они – «вон туда, в Россию». Часа через два поднялся сильный шторм, и пароход не мог пристать к Сахалину. Спрашивается, что случилось бы в такую погоду с беглыми, если б их не приняли на судно? См. об этом «Владивосток», 1886 г., № 31.[834]

638

В июле 1887 г. на Дуйском рейде нагружался углем пароход «Тира». По обыкновению, уголь доставлялся к борту на баржах, которые водил на буксире паровой катер. К вечеру засвежело, и начался шторм. «Тира» не могла держаться на якорях и ушла в де-Кастри. Баржу вытащили на берег около Дуэ, а катер ушел в Александровский пост и укрылся там в речке. Ночью, когда погода несколько утихла, катерная прислуга, состоявшая из каторжных, предъявила надзирателю подложную телеграмму из Дуэ, в которой было приказание немедленно отправиться на катере в море для спасения барж с людьми, будто бы унесенных штормом от берега. Не подозревая обмана, надзиратель выпустил катер из пристани. Но, вместо того чтобы идти на юг к Дуэ, катер пошел на север. На нем было семь мужчин и три женщины. К утру погода изменилась к худшему. Около мыса Хоэ залило в катере машину; девять человек утонули и были выброшены на берег, и спасся на доске только один, бывший на катере рулевым. Этот единственный спасшийся, по фамилии Кузнецов, служит теперь на руднике в Александровском посту у горного инженера. Он мне подавал чай. Это крепкий, смуглый, довольно красивый мужчина лет сорока, по-видимому, гордый и дикий; он мне напомнил Тома Айртона из «Детей капитана Гранта».

Был один случай, когда каторжные бежали на катере, принадлежащем горному ведомству. ~ он мне напомнил Тома Айртона из «Детей капитана Гранта». – Чехов узнал об этом случае из рассказов сахалинцев, из газетных корреспонденций или из документа, ныне хранящегося в Д/В архиве, «О происшествиях на о. Сахалине 1887–1888 гг.» – телеграмме, посланной 3 августа 1887 г. начальником острова А. И. Гинцем Приамурскому генерал-губернатору А. Н. Корфу (ф. 702, ед. хр. 99, лл. 6–8). Ср. «Владивосток», 1887, № 33, 16 августа. Случай с катером вспоминал (по рассказам сахалинцев) также И. П. Миролюбов (Ювачев) («Восемь лет на Сахалине…», стр. 153–154).

Попав так или иначе на материк, беглые держат путь к западу, питаясь Христовым именем, нанимаясь, где можно, в работники и воруя всё, что плохо лежит. Крадут они скот, овощи, платье, – одним словом, всё, что можно съесть, надеть на себя или продать. Их ловят, долго держат в тюрьмах, судят и отсылают назад со страшными статейными списками, но многие, как известно читателям по судебным процессам, доходят и до московского Хитрова рынка и даже до родной деревни. В Палеве хлебопек Горячий, простоватый, откровенный и, по-видимому, добрый человек, рассказывал мне, как он дошел до своей деревни, повидался с женою и детками и как опять был сослан на Сахалин, где кончает уже второй срок. Говорят, и в печати, между прочим, высказывалось предположение, будто беглых каторжных принимают на свои суда американские китобои и увозят их в Америку. [639] Это, конечно, возможно, но я не слыхал ни об одном таком случае. Американские китобои, промышляющие в Охотском море, редко подходят к Сахалину, и еще реже случается, чтобы они подходили именно в то время, когда на пустынном восточном берегу находятся беглые. По словам г. Курбского («Голос», 1875 г., № 312) в Indian-Territory, на правой стороне Миссисипи, живут целые партии вачеро из сахалинских каторжников. [640] Эти вачеро, если они существуют на самом деле, пробрались в Америку не на китобойных судах а, вероятно, через Японию. Во всяком случае побеги не в Россию, а за границу, хотя и редко, но бывают, и это не подлежит никакому сомнению. Еще в двадцатых годах наши каторжные бегали из охотского солеваренного завода на «теплые», то есть Сандвичевы острова. [641] Страх перед беглыми каторжниками велик, и этим объясняется, почему наказание, налагаемое за побеги, так серьезно и так поражает своею суровостью. Когда из Воеводской тюрьмы или из кандальной бежит какой-нибудь известный бродяга, то молва об этом наводит страх не только на сахалинское население, но даже на жителей материка; рассказывают, что когда однажды бежал Блоха, [642] то слух об этом навел на жителей г. Николаевска такой страх, что местный исправник нашел нужным запросить по телеграфу: правда ли, что бежал Блоха? [643] Главная опасность, какую представляют для общества побеги, заключается в том, во-первых, что они развивают и поддерживают бродяжество и, во-вторых, ставят почти каждого беглого в нелегальное положение, когда он, в громадном большинстве случаев, не может не совершать новых преступлений. Наибольший контингент рецидивистов составляют беглые; самые страшные и дерзкие преступления на Сахалине до сих пор были совершаемы беглыми.

639

«Американские китобои принимали беглых из Ботанибея, – говорит Нерчинский Старожил, – будут принимать беглых и на Сахалине». – «Москов<ские> ведомости», 1875 г., № 67.

…в печати, между прочим, высказывалось предположение, будто беглых каторжных принимают на свои суда американские китобои и увозят их в Америку ~ «Московские ведомости», 1875 г., № 67. – Чехов цитировал известную ему статью «По поводу предложения об отправке ссыльных на Сахалин морем», подписанную: «Нерчинский старожил» (в «Списке», № 26).

640

По словам г. Курбского ~ на правой стороне Миссисипи, живут целые партии вачеро из сахалинских каторжников. – На слова Курбского ссылался автор известной Чехову заметки «Наши задачи на Сахалине» в газете «Голос», 1875, № 312, 11 ноября (в «Списке» № 17).

641

Э…в. Ссыльнокаторжные в Охотске. – «Русская старина», том XXII.[835] А вот, кстати, интересный случай. В 1885 г. в японских газетах появилось известие, что близ Саппоро потерпели крушение девять каких-то иностранцев. Власти послали в Саппоро чиновников, чтоб оказать им помощь. Иностранцы, как умели, объяснили посланным, что они германцы, что шкуна их потерпела крушение и спаслись они на маленькой лодке. Затем их перевели из Саппоро в Хокодате. Здесь с ними заговорили по-английски и по-русски, но ни того, ни другого языка они не понимали и отвечали только «жерман, жерман». Кое-как узнали, кто из них капитан судна, и когда этому капитану предложили атлас и попросили его указать место крушения, то он долго водил пальцем по карте и не нашел Саппоро. Ответы вообще были не ясны. Тогда в Хокодате стоял наш «Крейсер». Генерал-губернатор обратился к командиру с просьбой – дать переводчика немецкого языка. Командир послал старшего офицера. Подозревая, что это сахалинские каторжники, те самые беглые, которые недавно сделали нападение на Крильонский маяк, старший офицер пустился на хитрости: он выстроил их в шеренгу и скомандовал по-русски: «Налево кругом марш!» Один из иностранцев не выдержал своей роли и тотчас же исполнил команду, и таким образом узнали, к какой нации принадлежали эти хитроумные Одиссеи. См. об этом «Владивосток», 1885 г., №№ 32 и 38.[836]

642

…когда однажды бежал Блоха ~ Каторжникам нравится репутация честного. – О Блохе писали: «знаменитый разбойник и вор, трижды рецидивист» (Weritas. Два дня среди каторжных. – «Гражданин», 1891, № 84, 25 марта). О Блохе вспоминал и А. С. Фельдман: «Угрюмый, необщительный, жестокий и хитрый, но даже он в разговоре с Чеховым изменялся до неузнаваемости, и тогда в его интонациях слышались такие нотки, каких мы и не предполагали в этом человеке-звере» («Чехов на Сахалине». – ЛН, т. 68, стр. 596).

643

Этот Блоха знаменит своими побегами и тем, что перерезал много гиляцких семейств. В последнее время он содержался в кандальной в ручных и ножных кандалах. Когда генерал-губернатор обходил с начальником острова кандальные, то последний приказал снять с Блохи ручные кандалы и при этом взял с него честное слово, что он уже больше не будет бегать. Интересно, что этот Блоха слывет за честного. Когда его секут, то он кричит: «За дело меня, ваше высокоблагородие! За дело! Так мне и надо!» Очень возможно, что он сдержит свое слово. Каторжникам нравится репутация честного.

В настоящее время для предупреждения побегов употребляются главным образом репрессивные меры. Эти меры уменьшают число побегов, но только до известного предела, и репрессия, доведенная до своего идеального совершенства, все-таки не исключала бы возможности побегов. Есть предел, дальше которого репрессивные меры уже перестают быть действительными. Как известно, каторжный продолжает бежать даже в то время, когда в него прицеливается часовой; его не удерживает от побега также ни шторм, ни уверенность, что он утонет. И есть предел, перейдя который, репрессивные меры уже сами становятся причиною побегов. Так, например, устрашающее наказание за побеги, состоящее из прибавки нескольких лет каторги к старому сроку, увеличивает число бессрочных и долгосрочных, и тем самым увеличивает и число побегов. Вообще говоря, репрессивные меры в борьбе с побегами не имеют будущности, они сильно расходятся с идеалами нашего законодательства, которое в наказании видит прежде всего средство к исправлению. Когда вся энергия и изобретательность тюремщика изо дня в день уходит только на то, чтобы поставить арестанта в такие сложные физические условия, которые сделали бы невозможным побег, то тут уже не до исправления, и может быть разговор только о превращении арестанта в зверя, а тюрьмы – в зверинец. Да и непрактичны эти меры: во-первых, они всегда ложатся гнетом на население, неповинное в бегах, и, во-вторых, заключение в крепко устроенной тюрьме, кандалы, всякого рода карцеры, темные и тачки делают человека неспособным к работе.