Из собрания детективов «Радуги». Том 1.
Шрифт:
— Он сообщил, куда поедет отсюда? — спросил Бони.
— Да. Сказал, что собирается наведаться в Лерой-Даунс, — ответил Камминс.
— Я вижу, у вас есть рация. В разговоре с Лерой-Даунс вы не упоминали о том, что туда может приехать Стенхауз?
Камминс покачал головой, а его жена добавила:
— Если вы, полицейские, сами нас не попросите, мы никогда не сообщаем о ваших передвижениях. Такое здесь правило.
— Спасибо. Со Стенхаузом был его трекер?
— Да, Джеки Масгрейв.
— А он что, пропал? — вмешался Камминс.
— Вот именно, —
— Да, работает один. Но его сейчас нет. Отпустил его побродяжничать, они ведь без этого не могут.
— Я не видел ни одного аборигена, когда мы приехали, — заметил Бони. — Их что, нет здесь?
— Сколько угодно, — ответил Камминс, посмеиваясь. — Но позавчера они все как один ушли вниз по ручью. — Решив, что угадал мысли Бони, он спросил: — Полагаете, это как-то связано с Джеки Масгрейвом?
— Не исключено. Вы не замечали в последние дни необычного количества дымовых сигналов?
— Нет, вообще ни одного не видел.
— И все-таки черных что-то взбудоражило, — сказала миссис Камминс.
Ирвин бросил взгляд на старинные часы с маятником, стоявшие на камине, и Бони встал и начал прощаться с хозяевами. Поблагодарив за гостеприимство, он выразил надежду увидеться еще. Камминсы проводили их до самой машины, и они отбыли под аккомпанемент добрых напутствий, собачьего лая и кукареканья переполошившихся петухов.
— Надо полагать, рации есть на большинстве ферм? — поинтересовался Бони, вытаскивая сигарету из пачки.
— На всех, — ответил Ирвин. — Это сильно изменило жизнь фермеров. Теперь можно всласть посплетничать с соседями, живущими в сорока, шестидесяти, а то и в ста милях.
— Наверное, в определенные промежутки времени выходить в эфир запрещено?
— Да, в те, что отведены для передачи телеграмм и вызова санитарной авиации.
— И вы действительно уверены, что фермеры не обмениваются информацией о передвижениях полиции?
— Вполне. В этом отношении они народ с понятием. Собственно, как и во всех остальных. Вы заметили реакцию Камминса на известие о смерти Стенхауза?
— Да, он недоумевал, как Стенхауз мог оказаться к северу от Лагуны Эйгара. У меня такое впечатление, что он недолюбливал констебля.
— У меня тоже.
Дорога бежала на юг по дну расширяющейся долины, зажатой в длинных красных пальцах горных отрогов, указывавших в сторону родных мест Джеки Масгрейва. Они проехали мимо колодца, от которого лучами расходились желоба поилок. Там собралось на водопой стадо коров, другое стадо разбрелось по пастбищу, и красновато-коричневые коровьи спины выглядывали из зарослей спинифекса, точно холмики термитников. Далеко на юго-западе, переливаясь золотистыми бликами на фоне прозрачной голубизны неба, виднелось невысокое плоскогорье, одинокое и причудливое среди окружающей равнины.
— Похоже на горный хребет, правда? — заметил Ирвин. — На самом деле это стена метеоритного кратера. Очень крутая. Имеет целую милю в окружности, а от гребня до дна кратера самое малое триста футов.
— А
— Да ничего особенного. Дно почти ровное, деревья низенькие, как в пустыне. В самом центре после сильного дождя образуется озерцо.
— И как этот кратер называется на картах? — с интересом спросил Бони.
— Никак. Местные окрестили его «Ипподром».
— А что там, дальше?
— Равнина. Тянется на много миль, до самой пустыни. Я там никогда не бывал. А вот Стенхауз, тот несколько раз ездил. Из первой поездки привез с собой Джеки Масгрейва, — усмехнулся Ирвин. — Сдается мне, с черными он ладил лучше, чем с белыми.
Дорога постепенно забирала к востоку, ручьев стало больше, и теперь они делали примерно десять миль в час. Приближаясь, когти хребта притуплялись, но за ними появлялись новые, точно каменные волноломы, рассекающие океан равнины.
Солнце село, и небо над морем спинифекса потемнело до индиговой синевы. До Лерой-Даунс они добрались уже затемно, и здесь их снова встретили заливисто лающие собаки и мужчины с фонарями в руках.
— Добрый вечер, мистер Лэнг!
Один из мужчин поднял свой фонарь.
— Черт побери! Да это констебль Ирвин! Добро пожаловать, добро пожаловать. Как раз к ужину поспели. Боб, беги скажи матери: приехал мистер Ирвин с другом.
— Инспектор Бонапарт, — представил Ирвин.
— Добро пожаловать, инспектор. Прошу в дом. А, вы и про почту не забыли. Спасибо. Как поживаете, констебль?
Войдя в комнату, Бони заморгал от яркого света и улыбнулся, увидев обращенные к нему приветливые лица. Сэм Лэнг был тучен и невысок ростом. Миссис Лэнг, напротив, высока и сухопара. Двое молодых людей и две девушки встретили Бони с вежливым интересом, а Ирвина — с нескрываемым удовольствием.
Не успели гости перевести дух, как на столе, накрытом для ужина, появились бутылка виски и стаканы.
— Не приютите ли нас на ночь, миссис Лэнг? — спросил Ирвин. — Мы согласны спать где угодно.
— О чем говорить! — всплеснула руками миссис Лэнг. — На ночь глядя мы вас никуда не отпустим. Сколько лет не виделись. Присаживайтесь, инспектор, чувствуйте себя как дома. У нас уже несколько недель гостей не было.
Бони подарил ей лучезарную улыбку и поклонился.
— Искренне ценю ваше гостеприимство, — галантно сказал он. — Кстати, о гостях. Разве констебль Стенхауз не заезжал к вам на днях?
— Констебль Стенхауз? Нет. Он не был в наших краях с самого марта.
7
Черный телеграф
По молчаливому согласию с Бони Ирвин больше не заговаривал о Стенхаузе. Оба оказались в приятном плену радушия Лэнгов. Впрочем, хозяев несколько сковывало то, что они никак не могли понять, что за птица Бони. Ирвин был своим человеком. Он говорил, как они, думал, как они. Другое дело — Бони. Речь его была какой-то непривычной, нездешней, и Лэнгам не удавалось увязать личность незнакомца с его официальным статусом полицейского инспектора.