Из тьмы
Шрифт:
Вблизи заброшенное жилище показалось еще горемычнее. Глиняная обмазка наполовину обвалилась со стен, обнажив тощие жерди. Окна зияли черными дырами, у порога валялась снятая с петель дверь. Уосук шагнул в юрту. Правая сторона камелька, у которой он любил греться зимними вечерами, обрушилась. На земляном полу желтели потрескавшиеся деревянные миски, среди них Уосук увидел и крохотную — свою, напомнившую ему безвозвратное
«Значит, в Улахан-Сысы», — подумал он.
Он плохо знал дорогу к этому аласу и, пока добрался, солнце зашло. В густых сумерках он увидел большой господский дом и несколько построек вокруг. В хотоне [16] звякали ведра — должно быть, доили коров. Уосук в нерешительности остановился. Куда идти? В дом? А если засада? Мать, наверно, в хотоне — где же еще будет хозяйка в час дойки? Уосук покружил по опушке, присматриваясь, и двинулся к хотону. Вдруг где-то рядом блеснула слабая вспышка, и в то же мгновение страшный удар в грудь опрокинул Уосука навзничь.
16
Хотон — хлев.
Исчезновение Уосука обнаружил Разбогатеев. Проходя утром мимо чулана, он почувствовал что-то неладное и дернул замок. Тот открылся. Разбогатеев рванул дверь — чулан был пуст.
Караульщики принялись винить друг друга и Варвару. Разбогатеев не стал их слушать. Он бросился к начальнику милиции.
Был произведен обыск у всех подозреваемых, в том числе у Староватова. Потом Разбогатееву пришло в голову, что Уосук направился в наслег — к отцу.
— Как волка ни корми — все в лес смотрит, — сквозь зубы процедил купец.
Он тут же двинулся в Салбан. По пути у него в голове созрел коварный план.
— Я приехал, чтобы предупредить тебя, мой друг и помощник, — сказал он Токуру. — Из вилюйской тюрьмы сбежало несколько бандитов. Направились в вашу сторону, грабя всех мало-мальски имущих.
— Что же делать? — испугался Никифор.
— Я тебе оставлю двух милиционеров. Когда опасность минует, отпустишь их.
— Спасибо, Николай Алексеевич. Век буду помнить!
Сам тоже не зевай. Бандиты вооружены. Если увидишь хоть одного — стреляй сразу,
Разбогатеев уехал. А для Никифора начались тревожные дни. Один из оставленных купцом людей охранял дом, другой — амбар. А Никифор с ружьем залег у хотона. Прошло три дня и три ночи. Бандитов не было в помине.
«Наверно, мимо прошли, стал успокаиваться Токур. — Посижу сегодня и хватит». Он улегся на своем привычном месте. Женщины, среди них и худая как щепка, до поры состарившаяся Елена — богатство не пошло ей впрок, — доили коров.
Смеркалось. Вдруг на опушке показался силуэт человека. Какое-то время пришелец неуверенно топтался на месте, внимательно вглядываясь в усадьбу. «Выбирает, откуда лучше напасть», — похолодел Токур. Человек двинулся прямо к хотону. Был он в городском пиджаке, без шапки. «Бандит! Сейчас он кликнет своих!» — мелькнуло в голове Токура, и в то же мгновение он нажал курок.
Грянул выстрел. Коровы испуганно замычали и шарахнулись, разлив молоко. Женщины ахнули.
— Зачем стрелял? С ума сошел? — сердито бросила Елена.
— Кажется, я попал в бандита, — пробормотал Токур, выходя из укрытия.
К упавшему подбежал милиционер и ощупал.
— Убит, — сказал он.
— Убит? — вскричал Никифор: он узнал сына.
— Еще бы — с пяти шагов. Всю грудь разворотило.
Из хотона выбежала Елена. Мгновение она стояла над убитым и вдруг рухнула на сына.
— Погубил! Сына погубил! О, горе, горе! — завопила она, обливаясь слезами.
— Темнота… темнота… — бормотал Никифор. — Темнота виновата! Не разглядел! Не успел разглядеть!
Уосук слабо застонал и зашевелился.
— Он жив! — перекрестился Никифор.
— Кто стрелял? — чуть слышно прошептал Уосук.
— Я, сынок, я! — рыдая, ответил Никифор. — Темнота, темнота! Не разглядел!
— А зачем… стрелял… в безоружного…
— Боялся! Тойон Разбогатеев сказал, что меня бандиты грабить собираются!
— Ловко отомстил Разбогатеев… Твоими руками. Темнота, говоришь… Да, только начали мы выходить из тьмы…
Он заметил Елену.
— Мама, ты? Не плачь, родная. Не плачь…
Он замолчал — навсегда.
Всю свою недолгую жизнь рвался он из тьмы к свету. Тьма убила его.
Но свет революции, свет новой жизни она уже не могла погасить.