Из тьмы
Шрифт:
— Убирайся!
— О себе я позабочусь сам. А золото вам все равно придется отдать, — твердо сказал Уосук.
— Да ты сын мне или не сын? Или уже забыл хлеб-соль мою?
— Нынче повсюду сыновья против отцов идут. Если отцы не идут за сыновьями.
— Не дам золота!
Уосук подал знак красноармейцам:
— Арестуйте его.
Разбогатеев рванулся, но дюжие руки бойцов крепко схватили его за локти. По пути к дому купца Уосук заприметил бесхозный ледник — заброшенный, но с крепкой дверью. Уосук приказал посадить Разбогатеева
— Освободите меня! Освободите! Я отдам золото!
Уосук молча распахнул дверь. Разбогатеев, шатаясь, вышел и упал.
— Ладно, сынок, — посиневшими от холода губами произнес он, — я тебе еще это припомню…
Отогревшись, он поднялся с травы.
— За мной не ходите. Сам принесу.
В тот же день на пароходе прибыл Исидор.
— Выходит, положение наше критическое? — сказал он, выслушав Уосука.
— Наше с тобой — да. А Советскую власть им не одолеть.
Помолчали.
— Что будем делать?
— Рассуждать некогда. Надо подчиняться приказу: плыть в Якутск.
— Боюсь, Иосиф, что уже поздно. Белые со дня на день будут в Якутске. Я считаю: мы должны двигаться на юг. На Лену выйдем в тылу у белых. А там — или в лес, партизанить, или в Сибирь. В больших городах затеряться легко.
— Конечно, если думать о себе, твой план подходит больше. А я думаю о товарищах, оставшихся в Якутске. Можем ли мы им помочь? Да. Во-первых, у нас немалый отряд. Во-вторых, золото. Оно и в подполье пригодится.
— Какое золото?
— Три пуда реквизировал у Разбогатеева, — сказал Уосук, глядя в сторону.
— А мести его не боишься?
— Семь бед — один ответ, — махнул рукой Уосук.
Пришли командиры рот — Буянов и Котенко. Разгорелся спор: как быть дальше? В конце концов решили разделиться: Иванову и Котенко с одной ротой идти на юг, Токурову и Буянову со второй — на пароходе в Якутск. На рассвете рога Буянова погрузилась на «Громов». Уосук взошел на пароход последним. Он оглянулся на Вилюйск. Город, распахнувший перед ним дверь в широкий тревожный мир, полный неожиданностей и превратностей, спокойно спал. А что его ждет завтра?..
Пароход шел медленно: не хватало топлива. Бойцы время от времени сходили на берег: для ненасытной топки нужны были дрова.
На четвертый день из-за поворота навстречу «Громову» вышли два парохода. На синей глади воды и неба ясно обозначились белогвардейские флаги.
— В ружье! — скомандовал Буянов.
Одно из вражеских судов, угрожающе загудев, прошло мимо вверх по течению и, замедлив ход, остановилось. Другое медленно приближалось к «Громову» снизу.
— Сдавайтесь! Все равно не уйти! — донеслось оттуда.
— Огонь! — крикнул Буянов.
Щелканье винтовочных выстрелов, неумолчная пулеметная дробь… По обшивке застучали пули. Вражеские суда неумолимо приближались — они шли на абордаж.
«Долго, пожалуй, не продержаться. Да и помочь некому», — с тоской
Между тем на палубу ворвались белогвардейцы. Смертельно раненный Буянов, не желая сдаваться живым, выстрелил себе в рот и рухнул в Вилюй. Несколько белых ворвалось в каюту Уосука.
— Ага! Комиссар!
Уосуку скрутили руки и повели. По палубе неторопливо похаживал франтоватый офицер со стеком в руке.
— Сюда его! Сюда!
Солдаты толкнули Уосука к офицеру.
— Смерти боишься? — поинтересовался офицер, больно ткнув стеком в живот.
— Нет.
— Смотри-ка, экие мы бесстрашные. Хвалю. А ну-ка, братцы!
Солдаты щелкнули затворами.
Уосук прислонился спиной к теплому железу. Страха он не чувствовал. Смерть наступит мгновенно… Ударит в голову или грудь — и все. Главное — себя упрекать не за что.
— Вашбродь, просипел казак, — я этого малого знаю! Он купца Разбогатеева приемный сынок.
Офицер уставился на Уосука.
— Верно говорит?
— Верно.
— Что же вы делали на красном пароходе?
Уосук не ответил.
— Хорошо. В Вилюйске разберемся.
Глава девятнадцатая.
Узник купца Разбогатеева. «Спасибо, сестра!»
Вилюйск… Снова Вилюйск. Думал ли Уосук, что окажется в нем так скоро? Всего лишь несколько недель назад он вошел в родной город во главе красноармейского отряда, чеканил шаг под бодрую песню… Теперь же он едва передвигал ноги от голода и усталости. Связанные за спиной руки ныли. Слева и справа, не сводя с юноши пристального взгляда, со штыками наперевес громыхали сапогами конвоиры, а впереди вышагивал щеголь-офицер со стеком.
Враги вели Уосука туда, где он меньше всего хотел очутиться. — в дом Разбогатеева.
Звякнула щеколда калитки, залаял дворовый пес. Офицер прошел в дом и через минуту вернулся с Разбогатеевым.
— Вот он, господин окружной комиссар. Извольте видеть. Знаком?
«Гляди-ка, уже и окружным комиссаром успели тебя назначить», — подумал Уосук. Разбогатеев не торопясь приблизился к юноше и строго взглянул в глаза.
— Знаком.
— Что прикажете с ним делать?
— Оставьте здесь.
— Большевик может убежать из вашего дома…
— Не беспокойтесь. От меня не убежит.
Офицер козырнул и двинулся к калитке. Разбогатеев резко повернулся к Уосуку:
— Что стоишь? Заходи!
Он широко распахнул дверь. Уосук, шатаясь, поднялся по ступеням крыльца. В окне, выходящем во двор, мелькнуло лицо хозяйки. Когда Уосук вслед за Разбогатеевым вошел в зал, ее там уже не было. «Так и не разглядел я толком за столько лет, какова моя приемная мать: стара или не очень, красива или уродина», — с горькой усмешкой подумал Уосук.