Из твоего окна
Шрифт:
Белой луны гениальный маэстро.
И серебрится вслед караван
Звёзд неземных неземного оркестра.
Брызги из света, а может слёз,
Ночь расплескала легко без предела…
То ль светлячки, то ли Бог принёс
Свет и спокойствие бренному телу…
Что-то уйдёт без возврата вдаль:
Боль или радость, обида иль горе…
Если день Бога – вся жизнь – не жаль:
Я знала любовь… я видела море…
Можно,
ты
Холодно.
Важно,
что мы вместе сейчас.
Сумерки.
Трижды
пропоёт за окном
иволга.
Сложно,
даже если и выжить,
правыми.
Слышишь,
на песочных часах
колокол?
Вышит
ярко-розовый холст —
сакура.
Страшно
быть цитатой из книг
времени.
Знаешь,
мы давно задолжали
вечности.
Если
за бедою беда —
пропастью,
Можно,
ты обнимешь меня?
Холодно.
Если
мы подобие
и образ Твой,
Сложно
без любви просто выжить
правыми…
Откуда в море столько серебра?
Откуда в небе столько перламутра?
И столько хрусталя в траве с утра?
И золота в песках блестящей пудрой?
И лёгкости в полёте стрекозы?
И точности в кукушкином ответе?
И гибкости податливой лозы?
Откуда это всё на белом свете?
На том же белом, где черным-черно:
От бедности, убогости, безверья?
И лампочки в подъезде нет давно…
И тишина стоит, как вор, за дверью…
И что-то бесконечно продают:
Дома – чужим скворечником – чужбине,
Поля, луга, тепло, друзей, уют…
И предают. Как присно, так и ныне…
Давай зажжём свечу в кромешной тьме.
Ведь наши души здесь за всё в ответе.
Чем ярче будет свет в твоём окне —
Тем всё белей на белом будет свете…
Там,
Где ночуют сны,
Нам
Не найти приют.
Дням,
Где полно вины,
Дна,
Где вино лишь пьют.
Бьют
И молчат в окно.
Рвут
Ариадны нить.
Ждут
Золотым руно,
Жгут
Чтоб бикфордов свить.
Петь,
Превращаясь в тлен…
Клеть…
Где ковчег твой, Ной?
Треть
Не поднять с колен…
Плеть
Над моей страной…
На подоконнике замёрзший цикламен.
Когда-то кот сидел, старея, в старом кресле…
Шум во дворе не обещал нам перемен,
А просто осень: в ней опять дожди воскресли.
По
Идут часы. И жизнь идёт. И дождь не вечен.
По мокрой крыше он скользнёт за горизонт —
И был таков: прости-прощай… на целый вечер…
И в белых чашках на столе горячий чай.
Но скоро-скоро сменит ветер дождь на вьюгу.
“Переживём”, – мы скажем вместе невзначай
И, улыбнувшись, сядем рядышком друг с другом…
Ах, Боже мой, их крылья – как ножи…
Кружат вороны чёрные по кругу,
Закладывая круто виражи,
Заглатывая в небе тень друг друга…
И режут крылья судьбы и года,
Народы, города и даже страны…
Кровит воронка времени – беда:
Чернеет век от чёрного тирана.
История не терпит суеты.
Но терпит почему-то, как ни странно,
Молчание души – до нищеты,
До комы духа, с пульсом жизни рваным.
И новый Ирод плещется во лжи,
Глотая нефть и всем грозя ракетой…
Закладывая круто виражи
Дорог, что никогда не выйдут к свету.
И Бог молчит. И сердце взаперти.
И век скользит по выжженной спирали…
Нам Свет был дан и путь, к нему идти…
Молчаньем душ мы сами Тьму избрали…
Куинджи бродит по заброшенным бульварам…
Тьма подворотни проглотила тень от кошки…
Фонарь без зависти кивает красным фарам…
Луна, как мёд, стекла с краёв небесной ложки…
И замер Бог во всепрощающем моленье
За этот мир, где никому никто не нужен.
И замер мир в ладони Бога на мгновенье
Стеклянным шаром… потряси – метель закружит…
Клоун и шарик.
Видишь, как тонко.
Видишь, как нервно
Вышита драма…
Время и карлик.
Дней перепонка
Лопнет бездарно
Болью от шрама…
Данте, как Вечность,
В снах Боттичелли…
Друг, милый Гамлет,
Больше не надо…
Выйди из круга.
Время – качели…
Всё повторится,
Все круги ада…
Бредёт он один, зацелованный снегом,
Вдоль спящих каналов озябшей Невы.
Трамвайного бега мелодия следом.
Как с неба… но всё приземлённей, увы.
И дом, с полыхающей алой геранью.
И мамин портрет, где она молода.
Какие-то камни из Тьмутаракани.
И глобус, сокрывший в пыли города.
И стол, за которым гитара по кругу.