Из-за редьки

Шолом- Алейхем

– Откуда в моем доме редька?
– орал он во все горло, уснащая свою речь отборными ругательствами на чистейшем еврейском языке.

...Обыкновенная редька, любимое блюдо еврейской бедноты, надолго омрачила жизнь многочисленной прислуги Жака Пфеферкранца, причинила людям массу неприятностей. Это печальное происшествие запомнилось им на долгие годы. Но прислуга терпела - на

то она и прислуга. Не вытерпела непрестанных издевательств, язвительных уколов и насмешек Наталья. Случилось нечто из ряда вон выходящее: она ответила мужу точь-в-точь теми же изысканными выражениями, какими он обратился к ней...

От такой неслыханной дерзости сердце господина Жака запылало жаждой мщения. Как это смеет она, жалкая нищенка, которую он подобрал в грязи, в навозе, в болотах Мазеповки и которую осчастливил, как смеет она, подлая, мерзкая, дрянная девчонка, так разговаривать с ним, с Жаком! Такого нахальства свет не видывал с тех пор, как он существует!

Все эти и подобные им слова разгневанный господин Жак произносил на своем родном языке и ничуть этого не стеснялся. Не постеснялся он и показать Наталье силу своих кулаков - в первый раз с тех пор, как они поженились.

В первый раз и в последний, ибо назавтра, вернувшись домой после своих дел, господин Жак не обнаружил Натальи дома. Напрасно он шагал из комнаты в комнату, расспрашивал слуг, выходил даже на улицу в надежде встретить ее: Наталья исчезла. Госпожа Пфеферкранц находилась в это время в вагоне, и сотни огненных лошадей мчали ее во весь опор к отцу и матери, по которым она так соскучилась, - в родную Мазеповку.

7

В Мазеповку! В Мазеповку!

Увидев Наталью, ее родители очень обрадовались. Но потом, когда она, заливаясь слезами, рассказала о случившемся, укоризненно покачали головой, вздохнули, трижды сплюнули и стали осыпать проклятиями этого Жака - разбойника с большой дороги.

– Что было, то сплыло, сделанного не воротишь, - утешали родители свою дочь.
– Слезами делу не поможешь. Пусть на этом кончатся все твои несчастья. Бог вознаградит этого мерзавца по заслугам. А сейчас скажи нам, Ентеле,

чем бог тебя наградил? Позванивает, небось, в кармане? Недаром люди говорят: "Если уж есть свинину, то самую жирную"... Поняла?

Но Ентеле ничего не поняла. С недоумением смотрела она на родителей, не зная, что и сказать. Тогда они спросили ее о том же вторично, но прямо, без экивоков, намеков, аллегорий, загадок и пословиц.

Прославленная богачка госпожа Пфеферкранц оглядела себя с ног до головы и развела руками, как бы говоря: "У нищего нет ничего, кроме того, что на нем". Ее взгляд выражал такую мольбу и растерянность, что казалось, она просит о снисхождении. И родители все поняли и простили: они ведь очень любили свою дочь. Взволнованный реб Эле погладил ее руку и сказал:

– Не огорчайся, доченька! Все к лучшему! Слава богу, ты не слишком долго была богачкой, и твоя молодость еще не ушла. Раньше или позже твой Жак обязательно приедет сюда за разводом, и тогда мы уж будем знать, как с ним разговаривать.

– Так, видно, у тебя на роду написано, судьбу не объедешь на коне, утешала ее мать, подавая стакан чая.

– Кто оказался прав, мудрейшая из женщин?
– обратился кантор к своей жене.
– Разве не говорил я в самом начале, что так оно и будет? "Из хвоста свиньи не сошьешь меховой зимней шапки", - говорят люди. В самом начале твердил я, что ненавижу этих бритых "немцев" в кургузых пиджачках. Все они воры, бандиты, кровопийцы, как их только земля носит!

Так почти до самой полночи изливал свой гнев кантор реб Эле на "немцев" и их кургузые пиджаки. Из уст его вылетали проклятия, записанные в священных книгах, а также отсутствующие там.

А госпожа Наталья, она же Ентл, дочь кантора реб Эле, улеглась на своем жестком девичьем ложе, на котором в дни ранней молодости видела столько сладких снов, и впервые после нескольких лет невыносимо мучительного счастья крепко заснула. Она была среди своих, в родной Мазеповке, и, может быть, поэтому сон ее был сладок и безмятежен, как в далекие годы детства.