Из-за тебя
Шрифт:
Я бы рада драться, кусаться, бороться до последнего вздоха, но мне даже этого не дадут сделать — обездвижат и лишат призрачной надежды увидеть Азу.
Воздушное судно поднялось над землей и через минуту скрылось в облаках, а меня отпустили. Я безвольной куклой упала на колени, рядом присела Марина и обняла, оказывая безмолвную поддержку. Внезапоно на мою голову легла тяжелая ладонь, я подняла заплаканные глаза вверх и увидела Михаила.
— Мне жаль. Они бесчувственные подонки, — произнес он, кажется, искренне сопереживая.
А я больше не испытывала ненависти,
Дома меня на каждом углу ждало намоминание об утерянном. Кроватка, пеленки, игрушки — немой укор моей глупости. Почему я так доверчиво отнеслась к инопланетной расе? Почему превозносила их? Почему, даже зная о стерилизации, рассчитывала на помощь?
Потому что эгоистка и дура. Мной двигало желание не дать Михаилу победить, сбить с него спесь, а в итоге все это провернули со мной. И жалость к себе не поможет, когда вина грызет изнутри. Что сделают с Азой непонятно. Где она будет жить и с кем тоже.
Возможно, зная ответы, я бы не страдала столь сильно. Но отчитываться передо мной никто не собирался. Конечно, зачем?! Они ведь высшая раса! Теперь я действительно ощутила себя в тюрьме, под неусыпным контролем таинственного Надзирателя. Раньше было все равно: я всю жизнь прожила без особых целей и стремлений, поэтому режим в колонии не привнес значительных перемен и потрясений. Но появление Киры, а потом и Азы раскрыли мне грубинную суть человеческих отношений.
Забота — вот, что важно. Она оберегает от безразличия к себе, когда кто-то заботится о тебе, и от безразличия к окружающим, когда ты сам находишь о ком заботиться.
Наверно, это главный источник любви.
Сейчас я хорошо понимаю людей, которые не приняли новый уклад и стенали по поводу утраченного Дома. Они столько потеряли, а вземен получили фальшивку.
Мне стало нестерпимо грустно и горько за всех нас. Впервые я думала о ком-то, кроме себя, и испытывала целый шквал эмоций от образовавшейся ниточки, которая вела меня через лишения и страдания всего человечества. Ушли спесь, надменнность, высокомерие — я такая же, как все. Ничем не лучше, и уж точно не умнее.
Глава 6
Что бы ни происходило у меня в душе, жизнь продолжилась. Серая, безрадостная, наполненная тревогой и ожиданием. Спустя неделю никто со мной не связался. Я жала на кнопку, слала сообщения, но ответов не получала.
Весть о поступке Арлеанов разлетелась по всей колонии, ко мне приходили люди, знакомые и не очень, чтобы поддержать. Некоторые готовы были действовать и устраивать бунты, некоторые приходили просто выразить сочувствие. Удивительно, но большинсво из них встали на мою сторону и осудили Михаила, даже верные члены общины шепотом заверяли, что не знали о похищении.
Но меня не особо волновало шаткое положение их главы; после того, как я лишилась Азы, наша с ним вражда перестала иметь значение. И без этого забот хватало. Мой дом превратился в место уютных посиделок,
Молодая девушка Люба делилась веселыми и забавными историями, приправляя их невероятной экспрессией. В прошлом она училась в театральном. Сорокалетняя же Татьяна в основном рассказывала о культуре и искусстве, много философствовала. Она работала журналистом. Серьезный мужчина Антон почти не говорил. Он был сварщиком и из всей большой семьи выжили только он с братом.
Иногда на нас всех что-то находило, и мы начинали разговаривать о грустном. О том, кому не успели признаться в любви, перед кем не извинились, кого предали, о ком постоянно думаем. Я назвала подобное явление — коллективная терапия. В нашей колонии насчитывалось около тысячи человек, но почему-то не нашлось ни одного практикующего психолога, а он, как оказалось, необходим
Состав компании менялся: кто-то приходил часто, кто-то редко, но желающих всегда было предотаточно. И я каждый вечер принимала гостей и даже просила остаться подольше. Они спасали от одиночества и грызущей тоски, от страшных мыслей и необдуманных поступков.
Я старалась, очень старалась убедить себя в том, что с Азой все хорошо, но тщетно. Она постоянно мне снилась, иногда я слышала детский плач в соседней комнате и бежала туда, чтобы наткнуться на пустоту. После нескольких таких "галлюцинаций" я стала включать музыку или телевизор, специально создавая шум.
В свободное от визитов время, я занималась художественным переводом арлеанских произведений, порой безбожно коверкая оригинал. А все потому, что многие люди истосковались по чтению, и мне пришла в голову мысль адаптировать местную литературу под нас, землян. На это меня вдохновила тетя Маша, которая не только сохранила большую коллекцию книг, но и по памяти воссоздавала наши родные стихи, сказки, песни и многое другое.
***
— Мы не можем похвастаться мудростью глаз
И умелыми жестами рук,
Нам не нужно все это, чтобы друг друга понять.
Сигареты в руках, чай на столе — так замыкается круг,
И вдруг нам становится страшно что-то менять.
Перемен! — требуют наши сердца.
Перемен! — требуют наши глаза.
В нашем смехе и в наших слезах,
И в пульсации вен:
Перемен!
Мы ждем перемен!
— Ура! Браво! — раздлись дружные аплодисменты, когда хором была пропета заключительная строчка нетленного хита группы "Кино".
— Еще! Еще! — потребовала Люба, но народ уже начал вставать с насиженных мест.