Из записок районного опера
Шрифт:
11. ЯШКА-ШИРОКИЙ
Из менее известных широким массам прохиндеев — Яков Иосифович Перельман, кличка «Яшка-Широкий», пузатенький еврей, в очках и с залысинами. (От необъятного брюха — и кличка). 51 год человеку, три судимости за спиною, неунывающий характер и бойцовское сердце в груди…
Всегда и при любых условиях умел зарабатывать себе на кусок хлеба и что-либо вкусненькое сверху. Могу вкратце описать только последние из бурных лет его жизни, проведённые на моих глазах.
Он имел концы в «зоне», регулярно возил туда чай и мак, а обратно — изготавливаемые зеками так называемые г а й к и — якобы золотые кольца и перстни с золотым напылением на них. (Именно одной из них
Ну а фирменным приёмом Яши был «визит врача в палату». В юности отучился он полтора года в мединституте, всю жизнь почитывал журнал «Здоровье» и познавательные брошюрки, так что медицинской терминологией владел. И вот, значит, приходит он в какую-нибудь больницу под видом посетителя, а на лестнице между этажами — достает из сумки и надевает белый халат, а на шею вешает такую финтифлюху, названия не помню, медики ею у больных сердце слушают…
Идёт по больничному коридору, деловито здоровается с народом. Медики в любой большой больнице друг друга в лицо помнят плохо, больные же вообще почти никого в лицо не знают, так что риска попасться нет практически никакого… Заходит Яков Иосифович в какую-нибудь палату, и начинает привычные для любого медобхода расспросы: «Где болит?.. Что болит?.. Каков ранее поставленный диагноз?.. Что прописал лечащий врач?.. Не нужна ли вам помощь в том, чтобы раздобыть нужное лекарство вдвое дешевле того, что с вас берут сейчас?..» Разумеется, такая помощь нужна практически всем!.. Но не у всех больных при себе, к сожалению (или к счастью!), есть деньги!.. Те же из них, кто при деньгах, с радостью отдают купюры заботливому врачу, он их пересчитывает, аккуратно записывает, сколько и у кого брал, обещает занести лекарства через час — и исчезает. Не побоюсь громкого слова — навеки!..
Мелочь, конечно, но только на этих вот «больничных копейках» сто долларов ежемесячно Яшка — Широкий имел!..
Потом страну замутили экономические реформы, во время которых не зашибал миллионы только ленивый. Яков Иосифович не ленился, искал свою нишу и нашёл: купил у одного прогоревшего бизнесменчика его фирму со всеми реквизитами, как то: печать, расчётный счёт в банке, офис с секретаршей и лицензия на право деятельности. Кое-что подклеив и подправив в документации, Перельман заключил от имени своей фирмы договор с неким крупным предприятием на поставку ему партии… ну, скажем, шарикоподшипников. Сделка была должным образом зарегистрирована у нотариуса. Широкий получил солидную предоплату — и сгинул вместе с нею в направлении далёкого горизонта…
Но за тем изгибом земного шарика деляге не повезло: обыграл в карты не того человека, тот обиделся, и — настучал куда следует. «Там-то скрывается давно разыскиваемый Вами за мошенничество гражданин Перельман Я.И.»
Дали Яше пять лет, из которых он отсидел только три с половиной. Вышел «от хозяина» неунывающим и, увы, пристрастившимся к ш и р л у и «косячкам» с коноплей… Это и стало началом конца столь многообещающей карьеры Широкого. Попытался Яша по новой «кидать» простаков, а ловкость рук — уже не та, да и доходы уходили почти полностью на иглу да забористое курево… И как-то враз опустился Яша, обрюзг, потерял внешний лоск, засела в его глазах какая-то виноватость… Люди от таких понурившихся пузанчиков инстинктивно сторонятся… И совсем плохо пошли его делишки. С горя на пару с одним дятлом-алкашом решился он тогда очистить квартиру побогаче. «Ломанули» вроде бы подходящую хату, но когда осмотрелись — увидели, что окромя дырявого паласа с пола (сойдёт лишь отдать за бутылку
Ну а пока они осматривались кругом и переругивались по поводу неудачно выбранного объекта, с работы вернулся новый квартиросъёмщик — сержант милиции, между прочим!.. И замели парочку в райотдел. Вот так я с Яковом Иосифовичем и познакомился поближе…
Меня, лишь пятый год ходившего в операх и ещё не растерявшего способности доверять и доверяться, Яков «просчитал» сразу же. Было у нас с ним всё: и первая преподнесённая мною ему сигарета, и его гулкие рыдания на моём плече при воспоминании о своей некогда раздавленной рухнувшей Пизанской башней двоюродной сестричке, и коварная лесть в адрес моей замечательной внешности («вы так сильно напоминаете мне киноартиста Андрея Миронова в молодости… Нет, честно, просто вылитый — особенно с поворотом в три четверти…») Сколько ни повторяй себе, что нельзя верить ни единому произнесённому подобным субчиком слову, но как же устоять перед таким шармом!..
(Придя домой в тот вечер, рассказал жене о своей ново-открывшейся схожести. Она, поперхнувшись от изумления, взглянула пристально, протянула: «Если на кого-то и похож, то — на Юрия Никулина, в юности… Только у него всё-таки нос был не такой испитый!..»)
И вот на этом этапе ваших отношений, сделав тебя доверчивым, как раздеваемая пожилым растлителем восьмиклассница, кинул он тебе сахарную косточку: «Хочу сделать заявку на ещё одну кражу… На такой-то улице, номера дома точно не помню, на месте можно проверить…Взял там видеодвойку, бабла немножко, кое-что из вещичек… Шматьё продал, а аппаратура спрятана на чердаке одного из домов на улице Трамвайной… потом покажу…»
И ведь ты уж столько раз ловился на подобное же… (смотрите выше)… Но — о, магия личности!.. Зажигаешься, хватаешь ручку и бумагу, подсовываешь ему: «Пиши заяву!» Он косится как на маленького: «Так не за так же — за п о д о г р е в… Хочу в камеру чай, сигареты, сахар, и — ш и р н у т ь с я разок…»
Знакомые песни, а?!
И ведь знаешь наперёд, что и в этот раз — к и д а л о в о, но… Он описывать квартиру на такой-то улице с такими подробностями, которых не выдумаешь, и насчёт нычки — излагает конкретно, зримо, с неподдельными деталями… Даже с аппаратурой — в самую точку — именно её попавшие в данную ситуацию воры операм чаще всего и сдают. Ведь всё равно в любой, даже самой лучшей нычке аппаратура пропадёт, — со временем сгубят её сырость и крысы… Уж лучше оперу её выдать — в обмен на послабления… Золотишко или ещё что-либо, способное лежать в тайнике долго, ни один ворюга не выдаст — зачем?!. Кончится срок заключения, он выйдет на свободу — и попользуется давней добычей…
…Начинается яростный торг. Ты желаешь вначале — получить информацию, а уж затем г р е т ь Перельмана, он же стремится к противоположному: вначале — продукты и ш и р к а, а информация — потом, причём без малейшей гарантии, что она при проверке подтвердится… И победа остаётся за ним, сучярой!..
И кормишь его, и поишь, и ш и р я е ш ь, но по краже той злополучной найти дом позднее так и не удаётся (в сводках никаких сходных с описанной краж в этом районе не происходило), и нычки на указанном чердаке не обнаружено, не говоря уж о якобы хранящейся в этой нычке видеодвойке…
«Украли!.. Подсмотрели, как я прятал, и — увели!.. Ну что за вороватый у нас народ… Никому верить нельзя!..» — ковыряя в зубах спичкой, грустно констатировал Яшка. Трудно с ним не согласиться…
Бить ему морду — бесполезно. Да и не хочется, если честно… Эти скорбные глазки, этот напряжённо-недоумевающий голос: «Вы мне не верите?!. Но я же правду говорю!..», эта глубинная боль в голосе… Слезами душа обливается в созерцании мук этого благороднейшего человека, и хочется, вынув кошелёк, отдать ему все свои денежки — хотя бы в частичную компенсацию за его великие страдания…