Из жизни кукол

Сунд Эрик Аксл

Клинт Иствуд и Хелен Миррен.

Вера и его отец почти тридцать лет работали вместе, близко общались, и Кевин без особого труда представил их в одной постели.

То, что он услышал, вдруг показалось ему само собой разумеющимся.

– И долго?

Вера завела мотор.

– Начали, когда были подростками. Закончили лет пятнадцать-двадцать назад.

Как там мама сказала? Ей было всего тринадцать… Мокрощелка паршивая.

Вера вырулила с парковки.

– Ты злишься?

–

Нет, на вас – нет. – Кевин открыл бардачок, где лежали сигариллы. – Можно одну?

Вера кивнула.

Пока Вера гнала машину через квартал высоток, оба молчали. Кевин закурил и опустил окошко.

– Как там Себастьян? – спросила Вера.

Кевин рассказал про те выходные, на Гринде, и как он, подросток, заявил, будто Себастьян всю ночь лез к нему обниматься и не давал спать.

И как папа и Вера отругали Себастьяна.

– Мы все не так поняли, поторопились. – Вера выехала на Нюнесвэген и поехала на север, в город.

Державшаяся несколько часов сухая погода кончилась, снова зарядил дождь. Кевин воспринимал каждую каплю как личное оскорбление. Он где-то читал, что шведы в представлении многих иммигрантов вечно жалуются на погоду. Впустую тратят энергию на то, на что не могут повлиять. Может быть, он совершает ту же ошибку, роясь в отцовском прошлом. Сладить со смертью он все равно не в силах.

А тайны будут всегда.

Вера кашлянула.

– Я в последнее время много думаю о Себастьяне… Может быть, я слегка категорична, но мне кажется, у него мания величия.

– Сильно сказано, – отозвался Кевин, хотя ему казалось, что все еще сложнее.

Побывав у Себастьяна, Кевин озаботился узнать побольше о словах “ути” и “сэкаи”. По-японски это значило “дом” и “мир” соответственно; так Кевин получил намек на возможную проблему Себастьяна.

– Он отказывается разговаривать со мной, – продолжала Вера. – Но постоянно дает понять, что у него в жизни есть некая миссия, столь великая, что по сравнению с ней все наши занятия не имеют смысла. И пока он убеждает себя в своем великом предназначении, он палец о палец не ударит, чтобы устроить повседневную жизнь. Найти какую-нибудь обычную работенку. – Вера стукнула по рулю. – Реалистичную цель в жизни, какой бы малой она ни была. Вот что мне делать?

– И что, по-твоему, будет дальше?

Вера покачала головой.

– Не знаю. Я все перепробовала. Психологи, стажировка, поездки за границу. Все это он отверг. Перед тем как уйти на пенсию, я взяла отпуск на две недели – думала, мы вместе к чему-нибудь придем, узнаем друг друга получше. Я вернулась на работу уже через несколько дней. Он отказывался выходить из квартиры.

– Ути и сэкаи, – сказал Кевин.

– Как?

– Себастьян – хикикомори.

– Что-что? – Вера с недоумением посмотрела на него.

– Хикикомори.

Вера прибавила газу и объехала какую-то машину.

– И что это значит?

– Хикикомори – настоящая

эпидемия в Японии и других странах Восточной Азии. В одной только Японии хикикомори больше миллиона. Но и у нас они появляются все чаще. Люди, которые выбирают добровольную изоляцию. “Ути” значит “дом”, а “сэкаи” – “мир”. Он против всего мира.

– Вон что… И как с этим бороться? Есть какое-нибудь лекарство?

Кевин ждал этого вопроса. Вера вся нацелена на результат, недаром коллеги прозвали ее “Замдиректора”, но тут простых решений не было. Люди – не фабрики.

– Ну… В Умео и Упсале работали с хикикомори, но про результаты мне ничего не известно.

– Понятно, – резко сказала Вера. – Если надо выплачивать студенческий заем, можно уйти в загул, и ничего не произойдет. Сиди дома, философствуй о несправедливостях мира. Во всяком случае с Себастьяном все именно так. Он уже лет двадцать торчит в квартире на Вальхаллавэген, никак не отклеится от своего идиотского компьютера.

– Есть и другие причины, – заметил Кевин. – Требования общества, погоня за статусом и деньгами, ожидания близких…

– И семьи, насколько я понимаю… – грустно заметила Вера.

Кевин не знал, что сказать – только какие-то уклончивые фразы: что все, наверное, сложнее и не зависит от одних только методов воспитания.

Если он правильно помнил, японское слово “хикикомори” означает “отходить в сторону”, “замыкаться”. Такие люди остаются дома, потому что выгорели, страдают от социофобии, они часто ищут убежища в интернете и альтернативных мирах. Если верить статистике, часто хикикомори – молодой мужчина, который переживает жизненный кризис; отец в его жизни отсутствует, а с матерью он находится в зависимых отношениях.

В случае Себастьяна все так и есть.

– Японские родители говорят своим детям “лети”, но при этом крепко держат их за ноги.

– Откуда ты все это знаешь? – спросила Вера. – Интересуешься японской культурой?

– Из Гугла.

– Ну, тебе виднее. – Вера пожала плечами.

Кевин выбросил окурок и поднял окно. В пробке Вере пришлось сбавить скорость; перед ними протянулась вереница красных габаритных огней, однако вместо того, чтобы вежливо тащиться в пробке, Вера свернула на обочину и объехала машины в той же не признающей ограничений манере, с какой водил машину отец.

Несмотря на тесноту – до зеркал бокового вида было каких-нибудь сантиметров двадцать, – Вера не снижала скорость. Когда у нее зазвонил телефон, она вытащила его из кармана куртки и ответила – все на тех же сорока километрах в час.

С тех пор как в Албании пару лет назад запретили говорить по телефону за рулем, Швеция осталась единственной европейской страной, где это еще можно. Хотя рано или поздно и здесь запретят. Но Веру запрет не коснется.

– Себастьян?

Она с удивлением взглянула на Кевина. Из трубки донесся голос ее сына.