Из золотых полей

Рипли Александра

С такими англичанами, как эти, Чесс в Лондоне не встречалась. Это были представители того массового, набирающего силу среднего класса, который постепенно менял лицо Великобритании. Они чувствовали себя комфортно в Америке, стране, где перемены были образом жизни.

Чесс с удивлением выяснила, что многое в ее представлениях об англичанах совершенно неверно. Повседневная, молчаливо одобряемая безнравственность вовсе не была всеобщей. Все обстояло как раз наоборот. Те англичане и англичанки, которые приехали в Стэндиш, были так же строги в речах и неукоснительно добродетельны в поведении, как и мать Нэйтена, которой всюду виделся грех. Одна из женщин рассказала

Чесс, что и среди знати многие следуют примеру королевы Виктории, и их шокируют беспутные привычки ее сына и его беспутные приятели, жуиры и прожигатели жизни.

В глубине души Чесс была рада, что попала в компанию Берти, а не в окружение его чопорной матери. И — коли уж на то пошло — не в мирок этих новоприезжих. Однако она делала все, чтобы они чувствовали себя в Стэндише как дома. Она была благодарна всем англичанам, которые доброжелательно отнеслись в Лондоне к Нэйтену и к ней. И теперь она знакомила приезжих с их соседями, устраивала вечеринки, чтобы они могли лучше узнать друг друга, и уговаривала хозяина бакалейной лавки, в которой она делала покупки, добавить к своему обычному ассортименту импортируемые из Англии сорта чая, виды варенья и печенья в жестянках. Чесс помнила, что, угощаясь знаменитыми завтраками Эскофье в Савое, она скучала по американскому бекону. А когда она познакомилась в Лондоне с Джимми Уистером, самой горькой из его жалоб на долю американца, оторванного от родины, было то, что ему ужасно не хватает маисовых булочек, которые печет его мать. Никакие парижские рогалики не могли занять их места в его сердце. Да, по всей видимости, корни ностальгии следует искать в желудке.

В апреле на торжественной церемонии начала рытья котлована для новой фабрики рядом со звездно-полосатым флагом Америки реял британский флаг, а оркестр сыграл не только «Звездное знамя», но и «Правь, Британия». После окончания официального празднования Нэйт и Чесс отпраздновали свой успех еще раз, дома. Они откупорили бутылку шампанского и выпили ее, по очереди читая вслух донесения от своих шпионов, действующих в нью-йоркском и дерхэмском отделениях «Америкэн табэко компани». Шпионы сообщали, что Бак Дьюк ошеломлен… взбешен… вне себя от ярости… Он не верил, что Нэйт может победить.

Но Нэйт победил.

Затем началась кропотливая работа по выполнению всех деталей соглашения об англо-американском коммерческом альянсе, и вскоре Чесс и Гасси заметили, что в семейном кругу Нэйт начал все чаще и чаще раздражаться и выходить из себя.

— Мне до смерти осточертело, что для решения любого, самого пустякового вопроса мне приходится устраивать по восемь заседаний комитета! — вдруг заорал он как-то вечером, когда семья сидела за обедом.

Гасси подняла глаза от своей тарелки.

— Папочка, а почему ты не можешь просто взять и сказать им всем, что делать? Ведь ты же босс?

Нэйт посмотрел на Чесс и расхохотался.

— «И малое дитя будет водить их», — процитировал он пророка Исайю [53] .

— Я не малое дитя, — возмутилась Гасси.

— Ну, тогда ты царь Соломон, — уступил ее отец. — Я завтра же последую твоему мудрому совету и снесу несколько голов. Это лучше, чем разрубать надвое младенцев. Да и полезнее.

Ожидая разъяснений, Гасси посмотрела на мать, но Чесс так хохотала, что не могла вымолвить ни слова.

53

Библия, Книга Пророка Исайи, глава 11, стих 6.

* * *

Несколько

недель спустя она напомнила мужу этот эпизод, но на этот раз ей было не до смеха: в ней все клокотало от ярости.

Поначалу она была спокойна. То, что сообщил ей Нэйтен, отнюдь не было для нее новостью.

— Чесс, мне надо сказать тебе кое-что такое, что я готов был бы отрезать себе язык, лишь бы не говорить тебе этого: ребенок Лили — мой. Я его отец. О, Господи, Чесс, как я себя ненавижу!

— Нэйтен, я отвечу тебе точно так же, как ответила Лили, когда она явилась ко мне и, раздуваясь от важности, объявила эту новость. Нет никакого способа узнать наверняка, кто отец: ты или Гидеон, и для всех будет лучше считать, что это ребенок Гидеона.

— Она приходила сюда? И говорила об этом с тобой? О Господи Иисусе, я жалею, что так случилось.

Голос Чесс зазвучал резче.

— Перестань, Нэйтен. Кого ты и впрямь жалеешь, так это себя. Мне тоже тебя жаль, но я не желаю, чтобы ты приходил ко мне с проблемами, которые создал для себя сам.

Ты не можешь выбросить Лили из своей жизни. Я это знаю, и она это знает, и ни на минуту не дает мне об этом забыть. Думаешь, мне приятно каждое воскресенье высиживать эти кошмарные обеды у твоей матери? Лили так самодовольно ухмыляется, глядя на меня, и так беззастенчиво подольщается к твоей матери, что меня просто тошнит.

Но сверх этого я уже ничего не стану терпеть. Я не собираюсь выслушивать ни твои жалобы на жизнь, ни твои извинения.

Нэйт сжал голову руками и застонал.

— Теперь все стало еще хуже. Из-за ребенка.

— К черту ребенка, и давай раз и навсегда прекратим этот разговор.

Она встала; если она сейчас же не уйдет, то, пожалуй, не сможет сдержаться и ударит его.

— Но, Чесс, ведь этот ребенок — мальчик.

Чесс резко повернулась к нему, и, понизив голос, четко выговаривая слова, произнесла:

— Что… ты… хочешь… этим… сказать?

Чесс поднял на нее взгляд. Глаза у него были красные, воспаленные.

— Чесс, каждому мужчине хочется иметь сына. Наследника, который будет носить его имя и продолжит его дело.

Тут Чесс не выдержала и в бешенстве закричала:

— Как ты смеешь? КАК ТЫ СМЕЕШЬ?! Так ты думаешь, что Гасси хуже какого-то мальчика, что мальчикам она не ровня? А скажи на милость: кто подсказал тебе, что делать, когда ты до того запутался в совещаниях и заседаниях, что перестал соображать? Да если уж на то пошло, кто был твоим компаньоном, когда тебе приходилось туго и надо было работать день и ночь? Разве им был мужчина? Отвечай — мужчина? Нет, им была я. Я создавала «Стэндиш сигарет компани» наравне с тобой и сделала для нее не меньше твоего. Я работала столько же, сколько и ты. А ведь я не мужчина, Нэйтен, хотя ты этого никогда не замечал. Я женщина. Твоя дочь тоже скоро станет женщиной. И у нее больше отваги и больше мужества, чем у любого мальчика на свете.

Да как ты смеешь распускать нюни по поводу какого-то там младенца — будь он твой или не твой — только потому, что он мальчик? В то время как у тебя есть такой чудесный ребенок, как Гасси, которая любит тебя всей душой? Если ты отнимешь у Гасси хоть одну-единственную минуту твоего внимания, чтобы отдать ее ребенку Лили, я убью тебя, Нэйтен. Тебе ясно?

Чесс задыхалась от волнения, сердце у нее бешено колотилось, а лицо побелело, как полотно. В ее глазах горела ненависть.

Нэйт глядел на эту стоящую перед ним незнакомку, и ему было страшно. Чесс исчезла. А ведь она была ему нужна; до сих пор он и не подозревал, насколько она ему нужна.