Изабелла Баварская

Дюма-отец Александр

В то время как происходила эта расправа, от толпы осаждавших отделился какой-то человек — бледный как смерть, весь в поту, он едва переводил дух.

— Коннетабль, — спросил он, — коннетабль здесь?

— Нет, — ответил кто-то из Бургундцев.

— А где же он?

— Никто не знает, мэтр Леклерк. Капитан Л'Иль-Адан объявил, что тот, кто укажет место, где скрывается коннетабль, получит тысячу золотых экю.

Но Перине уже не слушал его, он бросился к одной из башенных лестниц, быстро соскользнул вниз и очутился на улице.

Близ

монастыря Сент-Оноре была настигнута группа генуэзских стрелков, те сразу сдались, и им была обещана жизнь, однако всех их перебили, перед этим разоружив. Генуэзцы на коленях молили о пощаде. Лишь двое из карающих, с факелами в руках, не лишали жизни свои жертвы — они только срывали с них шлемы, пристально вглядывались в их лица и оставляли несчастных на растерзание тем, кто шел следом. Эту свою работу они проделывали с прилежностью, объяснить которую могла лишь неутомимая жажда мщения. Встретившись, они тотчас узнали друг друга.

— Где коннетабль? — спросил Л'Иль-Адан.

— Я ищу его, — ответил Перине.

— Мсье Леклерк! — позвал в это время чей-то голос.

Перине обернулся и узнал того, кто его окликал.

— Это ты, Тьебер? Чего тебе от меня нужно?

— Не могли бы вы сказать, где найти сеньора де Л'Иль-Адана?

— Я здесь, — отозвался капитан.

К нему подошел мужчина, чей камзол был испачкан известкой.

— Правда ли то, — сказал он, — что вы обещали тысячу экю золотом тому, кто выдаст вам коннетабля?

— Да, — сказал Л'Иль-Адан.

— Отсчитайте мне их, — сказал каменщик, — я укажу место, где он прячется.

— Давай твой фартук, — сказал Л'Иль-Адан и бросил туда горсть золота, — так где же он?

— У меня, пойдемте.

Позади них раздался взрыв хохота; Л'Иль-Адан обернулся, поискал глазами Леклерка, но тот исчез.

— Скорей, пошли, — бросил капитан каменщику, — веди меня.

— Минутку, — остановил его Тьебер, — посветите мне: я сосчитаю деньги.

Дрожа от нетерпения, Л'Иль-Адан приблизил к каменщику факел, каменщик пересчитал экю все до последнего и, увидев, что не хватает пятидесяти, сказал:

— Я недосчитался полсотни.

Л'Иль-Адан кинул в его фартук золотую цепь, которая стоила шестьсот экю, и они с Тьебером двинулись дальше.

Но их опередил какой-то мужчина, то был Перине Леклерк.

Едва Леклерк заслышал о том, что капитан и Тьебер собираются заключить между собой кровавую сделку, он опрометью бросился в указанном направлении, к дому Тьебера. Дверь была заперта изнутри; он воспользовался своим кинжалом как отмычкой, что уже однажды проделал, и дверь отворилась.

Во второй комнате послышался какой-то шум.

— Он там, — сказал Леклерк.

— Хозяин, это вы? — чуть слышно окликнул его коннетабль.

— Да, — отвечал Леклерк, — потушите свет, иначе вас заметят.

Через щель в перегородке он увидел, что коннетабль последовал его совету.

— А теперь откройте.

Дверь приоткрылась,

и Перине набросился на коннетабля, тот вскрикнул: кинжал Леклерка пронзил ему правое плечо.

Завязалась смертельная схватка.

Коннетабль, поверив слову Тьебера, отцепил оружие, к тому же он был полураздет. Но и находясь в невыигрышном положении, он легко задушил бы Леклерка своими крепкими руками, однако рана мешала ему. Тогда здоровой рукой он схватил Перине за горло и, навалившись на него всем телом, повалил его на пол, намереваясь размозжить ему череп о камень. И он преуспел бы в этом, не упади Перине на матрас, который бросили на пол; другой постели не было.

Тут коннетабль вновь закричал: Перине, не выпускавший из рук кинжала, вонзил его графу Арманьякскому в левую руку.

Коннетабль выпустил молодого человека, поднялся на ноги и навзничь упал на стол, что стоял посреди комнаты. Вместе с кровью, лившейся из ран, он терял остатки сил.

Перине встал и окликнул его в темноте, как вдруг на пороге комнаты появилось третье лицо, держа в руках факел, который и осветил всю эту сцену.

То был Л'Иль-Адан.

Перине снова бросился на коннетабля.

— Стой!.. — крикнул Л'Иль-Адан, — заклинаю тебя твоей жизнью, остановись!

И схватил Перине за руку.

— Сеньор де Л'Иль-Адан, — сказал Перине, — жизнь этого человека принадлежит мне, сама королева вручила мне ее, — вот королевская печать, — так что оставьте меня.

Он вытащил спрятанный на груди пергамент и протянул его капитану.

Граф Арманьякский лежал на столе и смотрел, из-за ран он не мог оказать этим людям сопротивления; его руки висели как плети, и по ним струилась кровь.

— Ну что ж, — усмехнулся Л'Иль-Адан, — мне его жизнь не нужна, все оборачивается к лучшему.

— Постойте, умоляю! — сказал Леклерк.

— Умоляю… Но я дал клятву. Пусти.

Леклерк скрестил на груди руки и стал смотреть, что будет дальше. Л'Иль-Адан вынул шпагу, взялся рукой за край лезвия, так чтобы острие осталось свободным на палец, и приблизился к коннетаблю.

Тот, поняв, что все кончено, закинул назад голову, закрыл глаза и стал молиться.

Коннетабль ответил вздохом. И Л'Иль-Адан спрятал на груди рубашку, — коннетабль, помнишь, как ты однажды поклялся девой Марией и Иисусом Христом, что при жизни никогда не будешь носить на себе красный крест Бургундии?

— Помню, — отвечал коннетабль, — и я сдержал клятву: ведь я сейчас умру.

— Граф Арманьякский, — продолжал Л'Иль-Адан, склонившись над ним и острием шпаги начертив кровавый крест на его груди, — ты нагло лгал: вот ты живой, а на груди у тебя красный крест Бургундии. Ты нарушил свою клятву, я свою — сдержал.

Коннетабль ответил вздохом. И Л'Иль-Адан спрятал шпагу в ножны.

— Вот все, что мне было от тебя нужно, — заключил он, — а теперь умри, как клятвопреступник, как собака. Дело за тобой, Перине Леклерк.