Шрифт:
Бывают моменты, когда мне становится страшно до тошноты.
Мы ведь, бесстрашные, ужасные лицемеры, так что от эрудитов не слишком-то и отличаемся. Впрочем, разница между нами всё же есть, она и определяет наши сущности: эрудиты врут всем другим фракциям, мы — самим себе. В нас нет страха? Как бы ни так. В каждом из нас его столько, что на пятнадцать томов страшных историй хватит или на один, но мощный сердечный приступ — такой, чтобы уже и второй не понадобился. Среди нас нет ни одного, кто не просыпался бы по ночам от кошмаров — и нет разницы между неофитами и опытными бесстрашными. Последние только признаться боятся куда сильнее, чем первые — они-то лицо и уважение потерять могут. Не за то, что боятся; за то, что не нашли в себе сил
Все эти чертовы симуляции призваны не искоренить наши страхи — нет, они призваны научить нас в стрессовых ситуациях брать себя в руки и думать головой. Смешно ведь звучат эти слова в исполнении бесстрашной: «думать головой»? Но если ты можешь подавить свои эмоции в самый ужасный для тебя момент, то во все остальные уже сделаешь то, что нужно, с легкостью. А сами страхи никуда не деваются. Даже если со временени перестают пускать твое сердце галопом, то на их месте моментально появляются новые — и с этими, как правило, бороться куда сложнее.
Эрик стал моим новым кошмаром совсем недавно. Пожалуй, большинство из тех, кто прошел подготовку под его «заботливым» крылом, смеяться не стали бы — он вызывал ужас у многих самим своим присутствием. Кристина, например, не раз просыпалась посреди ночи с криком и будила своих соседей по комнате; спустя несколько таких ночей, когда я резко подскакивала на кровати, а затем долго не могла уснуть, зарабатывая себе головную боль и вялость на утро, я всё же не выдержала и выпытала, что же ей такого снится, что она просыпается вся в поту. Ответ тогда заставил меня недоуменно вскинуть брови: «Эрик». Несомненно, лидер Бесстрашия тоже не вызывал во мне желания погладить его по головке и спеть колыбельную на ночь (откровенно говоря, единственное желание, которое он во мне вызывал — это медленно и с особой жестокостью бить его головой о стену, окрашивая побелку в темно-бордовый цвет), но, тем не менее, первобытный ужас при его виде внутри меня не появлялся.
— Мне снится, что он бьет меня раз за разом, заставляя отрабатывать блоки, а я не могу. А потом встает, брезгливо руки вытирает от моей крови, бросает эту тряпку мне на лицо и говорит: «Таким как ты нет места в Бесстрашии. Убирайся к своим отбросам-бесфракционникам», — шептала Крис, густо краснея от проявления собственной слабости. Я её не винила. Сама помнила Эрика, когда Молли избивала меня на его глазах — тогда в его взгляде было не равнодушие, нет! Он наслаждался картиной, которая разворачивалась перед ним, и презирал сухаря, который изо всех сил пытался подняться и не мог.
Я опасалась Эрика, но никогда по-настоящему его не боялась; так, скорее, стороной обходишь хищного зверя — знаешь, что одно неосторожное движение, и может броситься, так что следует быть максимально незаметной и вести себя спокойно.
Я не боялась его тогда, когда он заставил меня встать живой мишенью лицом к несущимся ножам. Не боялась тогда, когда в самом начале обучения он наставил на меня пистолет, взбешенный тем, что я не могу попасть ни в одну цель. Не боялась даже тогда, когда он почти сбросил Крис с мостика — меня сбросил бы с куда большим удовольствием, думаю, причем за малейшую провинность. Но я сжимала зубы и не замечала его презрения и, черт возьми, едва ли ни ненависти, хотя и не могла найти причин подобного отношения.
Эрик наблюдал за мной — я это знала. Он наблюдал за всеми неофитами, хотя мы, вообще-то, находились под опекой Фора, но почему-то именно я была под его пристальным вниманием. Может, он просто ненавидел бывших отреченных. Может, я удостоилась такой чести, потому что прыгнула первой — хрупкая девчонка и не урожденная бесстрашная. Может, он просто был геем.
Он появился в моих кошмарах в тот же день, когда я убедилась в ошибочности последнего предположения. Эрик нагнал меня в коридоре, когда я спешила на ужин и явно опаздывала — задержалась в Яме, отрабатывая с Фором захват-треугольник.
— Тебя можно поздравить, Сухарь? Ты прошла на следующий уровень
Я постаралась выглядеть равнодушной, но вряд ли получилось достаточно хорошо:
— Я стараюсь. — До столовой оставалось совсем немного, так что я уже предчувствовала миг, когда этот разговор завершиться.
— Мне только интересно, — Эрик чуть ускорил шаг, приноравливаясь к моему ритму, а затем вдруг, зажав мне рот, впечатал в стену. До заветного поворота, который бы вывел в общий коридор, а затем и в столовую, мы не дошли метра два. Я испуганно вытаращила на него глаза, не понимая, что происходит. Эрик, прижимающий меня к стене, не вязался ни с одной разумной мыслью в голове. Между тем он наклонился слишком близко, вдавливаясь в меня всем телом, отчего дышать стало тяжело. Я постаралась оттолкнуть его, но он с легкостью перехватил мои ладони и прижал их над моей головой, заодно освободив и рот. Вот только кричать я не стала — слишком уж была шокирована происходящим. А он зарылся носом в волосы и прошептал над самым ухом: — Что же в тебе нашел Фор, что так оберегает тебя?
— Он не оберегает меня. Просто учит, — выдохнула я, стараясь двигаться как можно меньше, чтобы не елозить по его прижавшемуся телу — в идеале было бы слиться со стеной, но это, увы, невозможно.
Эрик передвинул лицо в сторону и уперся лбом в мой лоб, отчего его губы оказались прямо напротив моих. Смотреть было некуда, так что я уставилась прямо в глаза, карие и совершенно не теплые, с расширившимися зрачками.
— В это слабо верится. Человек, который прославился таким малым количеством страхов, учит тебя, которая справляется с ними в рекордное время. Я же видел результаты, Трис. — От звучания собственного имени вместо привычного «сухарь» я даже забыла о рвотном рефлексе, который возник в тот же миг, когда Эрик заговорил и его дыхание накрыло мои губы. — Так что в тебе особенного?
— Ничего, — испуганно пискнула я, вызвав у мужчины лишь презрительную усмешку. Он медленно провел носом по скуле, демонстративно вдыхая в себя мой запах, прочертил им полоску до уха, а затем и шеи, где я вдруг ощутила влажные губы, чувственно обхватившие кожу там, где под ней бился пульс. От этого поцелуя я мигом забыла про то, как занемели сдавленные, словно в тиски, запястья и как плотно мы прижаты друг другу, и начала дергаться, стараясь получить хоть немного свободы. От этого я только лучше чувствовала его тело, чуть ли не слившееся с моим, и отчаянно покраснела, услышав смешок над ухом, а затем и то, как Эрик едва ощутимо прикусил мочку и потянул на себя, прежде чем выдохнуть:
— Кажется, я понял.
Он отпустил мои руки, оттолкнулся от стены и, ухмыляясь чему-то, двинулся в сторону столовой, оставляя меня стоять, потирать запястья и ждать, пока моё сердце прекратит попытки пробить грудную клетку. В тот день Эрик стал еще одним моим страхом.
Эту ночь я долго не могла уснуть. Вертелась в кровати, слушая сопение других неофитов, и не могла отделаться от ощущения, что руки лидера Бесстрашия всё еще сдерживают мои мощным кольцом. Я долго простояла под холодным душем, почти до крови растерла запястья жесткой мочалкой, но всё еще чувствовала его пальцы прямо над своим бьющимся пульсом. Кожа в том месте, где он прикоснулся губами, горела, хотя я проверяла — не осталось ни следа. Может, он отраву какую выделяет, которая сразу сквозь поры проникает в организм? В ту ночь я мечтала лишь о том, чтобы яд этот оказался смертельным. Но хуже всего было в те мгновения, когда я всё-таки пыталась закрыть глаза. Эрик появлялся в моем сознании — такой реалистичный, что с ума можно сойти, что прикоснуться, казалось, можно — и медленно, удивительно грациозно приближался ко мне. Я пятилась, пока не упиралась в стену, а он уже знакомым движением перехватывал мои запястья, чтобы прижать к кладке над моей головой.