Избави нас от зла

Холланд Том

— Он не сказал нам, просто назвал имя одного раввина: Самуил бен Йегуди Лев.

— Когда он произнес это имя, — продолжил свой рассказ Ловелас, — я бросил на Миледи взгляд. Я был поражен, наверное, точно так же, как сейчас вы, милорд. Я почти не сомневался, что этот раввин был сыном того знаменитого раввина, о котором нам говорил Паша. Но Хазлер, казалось, не заметил моего удивления, и я постарался сдержаться, чтобы не прерывать его рассказ.

— Конечно, — рассказывал тем временем Хазлер, — мы спросили, как нам узнать этого Самуила. В ответ отец Тадеуш схватил меня за подбородок, а затем пронзил взглядом, который, казалось, проник

в мой мозг. В моем воображении сразу же возникло гетто, где я стоял в узком переулке, ведущем к синагоге. Я увидел идущего ко мне согбенного седовласого мужчину в долгополых одеждах раввина. Тут Тадеуш отпустил меня, и видение исчезло.

— Это, — проговорил он, — и был Самуил.

Я отшатнулся от него, потом стал недоверчиво мотать головой и наконец осмелился спросить:

— Зачем вам моя помощь, если вы обладаете таким неземным, таким волшебным могуществом?

По лицу Тадеуша пробежала тень. Мне стало страшно оттого, что я разозлил его, но он просто пожал плечами.

— Не я один, — ответил он, — обладаю подобным могуществом. Я хочу, чтобы Самуил поделился со мной той мудростью, которая препятствует моему проникновению в его мысли. Во всем остальном он слаб. По крайне мере, его физическая сила… — Он сделал паузу, ехидно улыбнулся и закончил с насмешкой в голосе: — Не идет ни в какое сравнение с вашей.

Хазлер решительно мотнул головой.

— Он, конечно, был прав, — произнес он, помолчал, потом ухмыльнулся и заговорил снова: — Самуил достаточно стар, а для нас с Крёгером справляться с людьми, которые не желают идти к нам по доброй воле, всегда было любимой забавой. Мы встретили Самуила возле синагоги, как раз в том месте, где он привиделся мне под колдовским взглядом Тадуеша. Потом мы отнесли его, перебросив, словно свернутый ковер, через плечо Крёгера, в развалины монастыря, довольно далеко от Праги. Был теплый летний вечер, но в тот момент, когда мы ступили в пределы бывшего монастыря, я вдруг почувствовал такой холод, будто полуразрушенные стены были сделаны из льда. Все они были исполосованы и вымазаны кровью. Я узнал некоторые намалеванные знаки, потому что видел их прежде. Уолвертон часто украшал такими кровавыми надписями стены разграбленных и оскверненных им церквей. Ждал он нас и теперь. Мы подошли к нему, и он повел нас по нефу к алтарю. Отец Тадеуш был уже там. Он стоял в тени громадного распятия, которое, как и стены, тоже было разрисовано кровавыми знаками. Он приказал привязать Самуила к кресту, а потом взял с алтаря молоток и гвозди. Страшно улыбнувшись, он поднял гвоздь так, чтобы он был виден раввину.

— Я хочу знать, — прошептал он, — где был сделан голем.

Потом он приставил гвоздь к ладони Самуила и быстрым ударом забил его. Самуил огласил церковь громким воплем.

— Голем, — повторил Тадеуш шепотом, но Самуил только стонал, отрицательно мотая головой.

Тадеуш пожал плечами, затем прибил к кресту его вторую ладонь и обе ступни.

— Хазлер, Крёгер! — внезапно крикнул он.

Мы торопливо подошли к нему. Тадеуш мотнул головой в сторону раввина и проворчал:

— Мне говорили, что вы оба большие мастера в подобных делах. Буду весьма признателен, если вы продемонстрируете мне, чего можно добиться с помощью вашего мастерства.

Ловелас помолчал, словно что-то вспоминая, потом продолжил рассказ:

— Хазлер говорил все тише и тише. После этих слов его совсем не стало

слышно. Он снова изо всех сил прижимал к себе распятие, словно боялся, что не удержит его. Но я понял, что угрызения совести его не мучили — он не чувствовал ничего, кроме страха. Я шагнул вперед и прикрикнул на него:

— Ну же? Оправдали вы свою репутацию?

Хазлер задрожал.

— Мы были очень… опытны в таких делах, — ответил он. — Самуил держался лучше, чем большинство других, но… — Он пожал плечами. — Это был старик.

— А потом? — спросил я.

Хазлер снова затрясся.

— Мы сняли Самуила с креста, дали ему бренди, а потом приказали вести нас на то место.

— Что он и сделал?

Хазлер кивнул.

— Той же ночью.

Ловелас снова замолчал, долго вглядываясь в темноту за окном, а потом повернулся, остановил взгляд на лорде Рочестере и сказал:

— Самуил привел их в карьер на берегу Влтавы.

Он, не отводя взгляда, утвердительно кивнул на молчаливый вопрос лорда Рочестера и добавил:

— Да, милорд, в тот самый карьер, который нам описал Паша.

Лорд Рочестер выдержал его взгляд, но нахмурился и недоверчиво покачал головой.

— Нет, — пробормотал он. — Прошло… Сколько?.. Более шестидесяти лет после смерти раввина Льва.

— Как я говорил, милорд, Самуил был его сыном, — напомнил Ловелас.

— Да, но, даже если это так, — запротестовал лорд Рочестер, — откуда ему было знать? Ведь у него не было книги.

— У евреев есть традиция передавать знания из поколения в поколение.

Ловелас отвернулся и снова уставился в темноту, а потом продолжил свой рассказ.

— Когда я слушал Хазлера, меня не оставляла мысль, что раввин Лев мог показать Самуилу ту книгу и научить читать ее, потому что у него не было уверенности в возвращении Паши. Полагаю, Тадеуш тоже пришел к тому же выводу. Иначе зачем ему было утруждать себя пыткой Самуила, не имей он подозрений, что этот еврей может знать то, до чего ему самому было необходимо докопаться?

— В самом деле, Ловелас?

— Да, милорд. Ему было необходимо найти место, где раввин сделал голем. Место, где линия власти обладает наибольшей силой.

Лорд Рочестер молчал, но становился все мрачнее.

— И все же, если Тадеуш уже так много знал, — заговорил он наконец, — зачем он тянул с допросом Самуила?

— В самом деле, зачем? — повторил вопрос Ловелас, пожимая плечами. — Меня это тоже озадачило. Но, как только Хазлер продолжил свое повествование, загадка разрешилась. Ему показалось, что всю дорогу, пока они шли к карьеру, Уолвертона трясло как в лихорадке и он без умолку болтал, неся сущую околесицу. Он говорил Хазлеру о множестве странных вещей, смысл которых остался для него почти непостижимым. Но когда он пересказал мне то, что услышал… Вот тогда я и понял.

— В самом деле?

— О да, милорд. Уолвертон недвусмысленно хвастал тем, что его плоть предназначена быть покрывалом для Властелина Мира.

— И он назвал…

— Азраила, Ангела Смерти…

Произнеся это имя, Ловелас помолчал, потом перешел на шепот.

— Но тот, кого он имел в виду, лежал, развеянный в прах. Как вы помните, милорд, война в Германии только что закончилась. Наступали мирные времена. Сражение Паши было жестоким, но он в конце концов одержал победу. Однако не окончательную… — не договорив, Ловелас сделал паузу. — И Тадеуш взялся доказать это…