Избавитель
Шрифт:
— Ты уже уходишь?..
— Мне нужно идти… у меня назначена встреча с одним любопытным человеком… он недавно приехал в городе… вот перед кем я бы и в грязь упал… может быть, он и есть тот самый Избавитель, о котором говорит весь город?..
Свет фар ослепил Серафима. Он покачнулся и с трудом удержался на карнизе. Пока он приходил в себя, комната опустела. По решетке он спустился на террасу. И снова его ослепил света фар.
К дому подъехал лимузин, гремя помятыми крыльями. Замелькали тени, обегающие дом. Серафим втиснулся в нишу стены. Видеть он уже не мог, но слышал, как агенты ломились в запертую дверь…
6
Уже
— Все, я дальше не пойду… фу… — Со вздохом облегчения Жанна упала на скамейку. — Это какой-то кошмар… и туфли жмут… точно кандалы…
Моисей не ответил. Он читал афишу летнего театра и думал о незнакомце, который встретился ему у дома Графини. Края афиши вздулись. Он сморгнул. С близкой к галлюцинации ясностью меж строчек мелькнуло лицо Серафима, пропало, снова всплыло.
«Неужели это был Серафим?.. нет, не мог он так измениться…» — Никак не вязалось осунувшееся лицо незнакомца, похожее на алебастровую маску, с тем лицом, которое Моисей так хорошо помнил.
— Ну, что ты молчишь?.. — Жанна потянула его за рукав плаща.
— Увы, мне нечего тебе сказать, мы вполне могли заблудиться, могли свернуть не туда, как это бывает…
— Может быть, мы не туда приехали?..
— Ну, конечно… — Моисей снял очки, устало улыбнулся.
— Мне холодно… — Жанна рывком оправила платье и придвинулась к нему, теснимая темнотой, в которой деревья мерещились зловещими призраками, а кусты напоминали маленьких калек…
Из переулка выполз полутемный трамвай. Призраки шарахнулись в разные стороны, напуганные светом фар. Трамвай медленно сполз в набухшую сыростью темноту, и призраки вернулись на свои места. Жанна зевнула с содроганием, придвинулась еще ближе. Стайка ночных мотыльков закружила над ней. Она уже спала…
Что-то хрустнуло, осыпалось, вспыхнуло. В просвете веток обрисовался силуэт незнакомца. Спичка погасла и снова вспыхнула.
— Что-то потеряли?.. — спросил Моисей.
— Очки… — Серафим привстал, близоруко щурясь. Спичка погасла, но он успел увидеть лицо спящей Жанны. — Пожалуй, я пойду, не буду вам мешать…
— Серафим… — окликнул его Моисей, но он уже свернул на боковую аллею и не отозвался. — Похоже, что я обознался…
— Что ты сделал?.. — сонно пробормотала Жанна.
— Я обознался, спи…
Моисей родился в этом городе и в детстве прятался от отца в нишах этой кирпичной стены. Мать он почти не помнил. Она уехала с концертом в небольшой провинциальный городок на юге и не вернулась, оставив лишь смутную тоску по себе и несколько тусклых снимков с необрезанными, завивающимися краями. На одном из снимков можно было разглядеть изящно очерченную фигуру в тесном темном платье на фоне цветущих бегоний. Она была похожа на стершуюся тень, но стоило засмотреться на нее, и ее лицо точно вспыхивало, расцветало, черты приобретали рельефность, а потом снова становились размытыми…
Моисею было 5 лет, когда он задумал бежать к матери. Было уже за полночь. В берете, надвинутом на глаза, и в куртке, из-под которой выглядывали голые ноги (эти вещи принадлежали его матери и еще сломанный зонтик с длинной костяной ручкой), он спустился во двор и пошел к станции, нелепо взмахивая руками, точно собирался взлететь.
Отец Моисея, Роман, нашел его в зале ожидания. Он спал, притиснувшись к мальчику с родимым пятном на лбу…
В 7 лет Моисей написал матери первое письмо. Целая пачка истрепанных и пожелтевших писем лежала в потайном месте, среди черепашек, слоников
Как-то Моисей сидел у окна и писал очередное письмо матери. Покусывая кончик ручки, он пытался представить себе, какой она стала. На медальоне ей было чуть больше 13 лет. Столько же лет было и ему.
Звякнуло ботало в прихожей. От неожиданности он опрокинул чернильницу, и лилово-черная лужа залила письмо.
Дверь была не заперта, и в комнату вошла незнакомка, худая, стриженная. Как завороженный, Моисей смотрел на нее.
— Как я понимаю, Роман еще не появился, вечно он опаздывает… можно я подожду его… здесь у меня рисунки к «Гамлету»… есть такая история о призраках… если хочешь, я покажу… — Она расстегнула плащ, бросила шляпку на стул, на мгновение замерла с выжидательной улыбкой на губах.
«Очень мило, как у себя дома…» — подумал Моисей. Какое-то время он молча рассматривал рисунки, которые она разбросала по полу. Он постепенно приходил в себя.
— Пожалуй, Романа я уже не дождусь… — Она сложила рисунки в папку. — Дома я их прикалываю к стене английскими булавками, как ты бабочек… это твои бабочки?.. какие они странные… и зеркало у вас странное… холодно, можно я закрою окно… — Неожиданно она обняла его. — Ах, прости, голова закружилась… как на качелях в темноте, я как будто зависла в воздухе и полетела вниз… выключи свет, не выношу свет, темнота как-то успокаивает меня… а вот и полковник возвращается со своей сукой… как здесь все изменилось… чья это коляска, вон там, у фонарного столба?.. совсем заржавела… у моего отца точно такая же была с надувными шинами… фонарь мигает, как будто кому-то подмигивает… — Она провела рукой по лицу, взъерошила волосы. — Я смотрю, у вас ничего не растет, все вянет… цикламены, азалии, а это… даже не знаю что, лепестки, как крылья бабочки-сфинкса, хромовые венчики…
Моисей не расслышал звяканья ботала и был неприятно удивлен, увидев перед собой отца.
— Какой-то сумасшедший день… — Роман снял очки. — Это Лиза, а это… да, конечно, вы уже познакомились… — В голосе Романа чувствовалась неуверенность. — Убери халат и задерни занавески…
Моисей как-то странно хихикнул и на негнущихся ногах ушел в свою комнату. Какое-то время он прислушивался к морочливому бормотанию за стеной…
Прошло несколько дней, прежде чем Лиза снова появилась. В шляпке из рисовой соломки и в узком черном платье она летала по комнате туда и сюда. Ее смех безумно волновал, как будто в ней что-то плескалось и переливалось через край. Час или два она провела у них, рассматривая картины. Отца было не узнать. Он ходил за ней, как будто не своими ногами, и все опрокидывал, и говорил с какими-то фальшивыми интонациями и замираниями в голосе, вдруг переходя на вкрадчивый шепот.
— Я, смотрю, у тебя все пейзажи, пейзажи… какие-то они странные… а это кто?..
— Это… блудница вавилонская… все не решаюсь закончить…
— У меня тоже родинка на груди, вот здесь, справа, впрочем, не важно, к сожалению, мне пора…
— Ты уже уходишь?..
— Завтра увидимся в студии…
— Не уверен, что я смогу придти…
— Ну, тогда до пятницы… поцелуй меня…
Лиза была натурщицей отца. Моисей попытался представить себе ее. Стриженная, нагая она стояла посреди студии на подиуме в позе купальщицы. Он подсматривал за ней и осторожно, на цыпочках, подкрадывался, обходя чащу пустых стульев, доски, как зеркала, с наколотыми ее отражениями. На одном из стульев кто-то дремал. Еще ближе. Еще шаг. Неловко, вскользь он коснулся ее руки. Вырвавшийся сдавленный смешок и шепот: «Глупо и подло подглядывать…» — оттолкнул его и он очнулся…