Избранная демоном
Шрифт:
Толпа восторженно взревела, а я отчаянно покраснела под вуалью. Я оставалась стоять с закрытым лицом, но полоски ткани на груди и бедрах ничуть не скрывали изгибов и выпуклостей тела, наоборот, подчеркивали их.
– Пятьсот пятьдесят!
– раздалось в толпе.
– Пятьсот семьдесят!
– Шестьсот!
– Семьсот!
– обиженно пробасил почтенный Вахинбай, когда понял, что добыча уплывает из его рук.
– Последняя цена - семьсот золотых!
– объявил торговец и неуловимым движением снял вуаль с моего
– Тысяча!
– проорал Вахинбай и ударил себя кулаком в жирную грудь. Затем рванул ворот, словно вот-вот задохнется, и я увидела, что грудь почтенного Вахинбая густо покрыта волосом, словно шкура медведя.
– Две тысячи, - раздался спокойный голос и я, увидев темнокожего ханского евнуха, почтенного Абу Амина, облегченно выдохнула.
– Анахита, - прошептала я одними губами.
– Смилостивься! Не дай завладеть мной этому жирному хорьку!
– Две с половиной тысячи монет!
– крикнул Вахинбай, и толпа восторженно взвыла.
– Три тысячи, - спокойно произнес невысокий человек у самой сцены в большой чалме и с золотыми зубами.
Я вздрогнула, но Абу Амин тихо произнес:
– Три с половиной тысячи.
Толпа замерла, напряженно прислушиваясь к торгам.
Ловким движением торговец сорвал повязку с моей груди и, вопреки ожиданиям, тишина стала гробовой. Показалось даже, что я слышу, как сотни глоток сглатывают слюну.
– Три с половиной тысячи!
– возвестил торговец.
– Последняя цена - три с половиной тысячи! За редкую красавицу с коралловой кожей! За небожительницу, почтившую нашу грешную землю своим присутствием!
– Три тысячи семьсот, - сказал человек с золотыми зубами.
Видя сомнение на лице почтенного Абу Амина, торговец сдернул повязку с бедер и картинным жестом подбросил ее вверх. Одновременно он выдернул деревянный шип из волос и те тяжелым рубиновым покрывалом окутали фигуру до середины бедер.
Мне показалось, началось небольшое землетрясение. А еще я оглохла от криков и рева толпы. Когда все стихло, главный евнух Аоса сказал:
– Четыре тысячи.
– Четыре тысячи - раз, - начал отсчет торговец.
– Четыре тысячи - два!
– Четыре двести!
– возопил жирный Вахинбай и распахнул рубаху на волосатой груди.
– Четыре триста!
– тут же воскликнул человек с золотыми зубами.
– Четыре пятьсот!
– перебил его Вахинбай.
– Пять тысяч, - спокойно объявил Абу Амин, и оба, Вахинбай и тот, что с золотыми зубами, принялись грязно ругаться, а затем стали проталкиваться сквозь толпу к выходу.
Я облегченно выдохнула и воздала мысленную хвалу Анахите.
– Пять тысяч раз!
– громогласно повторил торговец под восторженный шепот, видимо, пять тысяч монет и в самом деле высокая цена за рабыню.
– Пять тысяч золотых монет - два!
– Десять тысяч, - раздалось от входа.
Вниманием толпы завладели двое невысоких людей: с острыми,
Мое сердце ухнуло, а внутри что-то оборвалось.
По досаде, проступившей на лице главного евнуха, я поняла, что он не будет поднимать ставку, ибо десять тысяч золотом - немыслимая цена даже для рабыни в гарем великого хана.
Те двое что вошли в шатер и с порога переполошили всех, быстрым шагом двигались по проходу прямо к сцене.
Один из них нес сундук, другой, тот, что объявил цену, опирался на посох.
– Энки, - зашептали в толпе, - энки, энки…
Я вздрогнула.
Я читала об энках, но никогда не видела вживую. Мифами о загадочном лесном народце, что любит золото и умеет отыскивать самые глубокие клады под землей, развлекают у нас детей на ночь.
Приглядевшись, я поняла, что передо мной и вправду не люди. Было в них что-то знакомое, но что, никак не могла сообразить. От накатившего ужаса мысли путались, были вязкими и тягучими, как слишком густой кисель.
Оба одеты в черные плащи, капюшоны откинуты за спины. Волосы зачесаны назад, отчего и без того длинные носы кажутся острыми.
Перед глазами встала роковая ночь и площадь человеческого города. Тэнгерии, один за другим, возносятся на Вершину мира. Оставшихся окружают вот такие люди в черном, из-под пальцев которых ползет зеленый туман… Услышав шепот толпы «энки», я вспомнила, что именно так назвали их пери, когда я рассказывала о том, как провалилась в пространственные врата. Кажется, они называли энков хранителями врат… или хранителями магии…
– Анахита… Мама! Будь милосердна, - прошептала я побелевшими губами, понимая, что происходит страшное.
– Что скажешь, почтенный Абу Амин?
– неуверенно спросил торговец главного евнуха Аоса.
Тот сдвинул широкими плечами.
– Сегодня гарем великого хана пополнился несравненной жемчужиной, - сказал он.
– Если вторая небожительница так нужна лесному народу, не мне вставать у них на пути.
– Десять тысяч золотых монет - раз! Десять тысяч золотых монет - два! Десять тысяч золотых монет - три! Продано!
– возвестил торговец.
– Возьми, человек!
– сказал энк и ударил посохом, а второй поставил сундук, что прижимал к груди, на помост.
Ловкие пальцы открыли замок и откинули крышку. Несмотря на яркий свет, бьющий из-под верхушки шатра, сияние драгоценных камней осветило первые ряды, расцветило жадные лица смертных яркими сполохами.
– Здесь больше, чем десять тысяч, - сказал энк с посохом.
– Много больше. Но нам нужна эта пери.
Лица у тех, что стоят в первом ряду, вытянулись, кто-то тяжело задышал, кто-то застонал и вырвал у себя клок волос. Странно, но я только сейчас заметила Мулея, который замер с левой стороны помоста, облокотившись о него.