Избранная для северного дракона
Шрифт:
— Там тоже чисто. Относительно, — приходится отдать должное выдержке Кейрона — у него даже голос не дрогнул.
— Что «чисто»? — переспрашиваю, прислоняясь к стене.
Чувствую, как слабеют ноги, словно мой вес становится для них все более непосильной ношей.
— Здесь нет виедов. Во время нападения любой из них мог забраться в твою комнату через окно, подлетев на мутанте, — пожимает плечами принц и указывает на кровать. — У тебя сердце частит и зрачки расширены. Ложись. Целители обучили меня основам
Глава 21
Кажется, на секунду я все-таки отключаюсь, потому что когда, сморгнув, открываю глаза, уже лежу на кровати, раскинув руки звездочкой. Грудь и живот холодит ночная прохлада, а ступни до костей пробирает болезненный жар. Не сразу понимаю, что жар исходит от рук… Кейрона.
С трудом фиксирую на нем размытый взгляд. Вид широченных плеч и сосредоточенного, смуглого лица в обрамлении густой, тёмной гривы заставляет на мгновение окаменеть. Через секунду, взвизгнув, отбрыкиваюсь от горячих ладоней, скатываюсь с высокого ложа и бросаюсь в противоположный конец комнаты.
Только вжавшись в холодный угол, понимаю, что я почти раздета. Платье содранным голубым коконом валяется в отдалении на белом мраморном полу, а грудь прикрывает лишь сорочка, настолько тонкая, что сквозь нее просвечивает кожа. Кружевные чулки тоже за одежду не сойдут при всем желании. Мне можно хоть сейчас на подиум Виктории Сикрит, причем в категорию «самого голого белья»!
Обхватываю себя руками и буравлю укоризненным взглядом Кейрона, а тот, мужлан необтесанный, ни капли не смущается. Недовольно рычит:
— Куда?! Я не закончил!
На язык снова просится нецензурщина. Усилием воли сдерживаюсь и выдавливаю из себя вежливое:
— Я не разрешала себя ни раздевать, ни трогать. Дверь вон там!
На мои слова и решительный жест принц хмурится. Резко спружинив с кровати, легко преодолевает разделяющее нас пространство и нависает надо мной, загородив окружающий мир мощным телом. Сильными руками, которыми только что мял мне ступни, опирается о стены, а лицо склоняет к уху так близко, что прерывистый, горячий шепот щекочет мне виски:
— Я не собираюсь спрашивать твоего разрешения. Никогда. Хотя… Можешь командовать, истинная! Это зверски провоцирует поставить тебя на четвереньки!
Замираю в попытке выровнять дыхание. Он огромный, настолько, что ощущаю себя пойманной мышкой. Всхлипнув, шепчу:
— Я не могу пропустить брачный ритуал. Подожди еще немного! Ради меня?
В карих глазах мелькает злая одержимость. Его шершавые пальцы гладят мне щеку, лениво втирая слезы в кожу. Медленно спускаются ниже и обводят линию подбородка, контур губ и снова стирают влагу со скул.
Пока он рисует мое лицо, меня воротит от неприязни. Мысленно я ощерилась, зашипела и выпустила когти, как дикая кошка. С трудом удерживаюсь,
Он и без того едва держится в рамках. Это видно по тяжелому дыханию, по плотно сжатым губам, и в том, как напрягаются его мышцы при каждом коротком движении.
Наконец, спустя вечность, успев уничтожить мне массу нервных клеток, он чуть-чуть отстраняется и многозначительно тычет в мою сторону пальцем:
— Этой ночью я возьму многих женщин, и каждую — с мыслью о тебе!
Обещание звучит грязно и пугающе, но сулит мне глоток свободы. Подавляю свою первую реакцию — с облегчением кивнуть. Его взгляд жадно отслеживает мою мимику и наводит на мысль, что ни одна истинная так не отреагирует.
Если бы Йемрен мне сказал такое, я бы…
При одной мысли о другой в его объятиях, в грудь вонзаются тысячи иголок, а из глаз брызгают слезы обиды.
Всхлипываю:
— Как вы смеете говорить о другой женщине! Я же ваша истинная!
— Ты мне не указ, будь ты хоть сто раз истинная! — великан широко скалится, явно довольный моей реакцией. — У тебя есть три дня. Столько времени я даю тебе до свадьбы. После брачного ритуала я не приму ни одной отсрочки. Ты поняла?
Киваю. Наконец-то, он разворачивается и шагает на выход, позволяя мне выдохнуть.
Не знаю, как долго я сижу на полу, бессмысленно таращась перед собой и вжимаясь в холодную стену. Спина затекает, и плечи немеют. Кажется, начинаю даже клевать носом, вот только сил дойти до кровати в размякшем, усталом теле не нахожу.
Когда раздается стук в дверь, испуганно ежусь, а потом вспоминаю: я же не заблокировала дверь! Если бы Кейрон вернулся, он бы вошел без стука.
Может, королева?
Эта мысль заставляет меня кое-как подняться с пола, доковылять до платья, одеться и раздвинуть дверные створки, за которыми нахожу слугу, облаченного в бордовый сюртук и протягивающего мне ночной горшок.
Некоторое время я с недоумением таращусь на белую эмаль. Что за бессмыслица! Зачем мне ночной горшок, когда у меня есть уборная? Наверно, ошибка!
Не успеваю я с раздражением выдохнуть, как мужчина поднимает крышку. Резкий, почти как нашатырь, запах сырого мяса и крови заставляет окончательно очнуться.
— Мне было велено донести мясо незаметно, — вполголоса объясняет слуга. — Ночные горшки за дверьми господ у нас не редкость. Как опустеет горшок, выставляйте его наружу. Позже я заберу.
Принимаю тяжелый горшок, кивком благодарю за доставку и направляюсь к ванной комнате. Да уж. Конспирация в этом дворце переплюнула уровень Штирлица. Стоит мне приоткрыть дверь, как слух царапает рычание, в нос бросается вонь, словно в давно не убранном вольере, и я почем свет принимаюсь себя ругать.