Избранная для северного дракона

Васина Илана

Видно, не для Йемрена, который вдруг кидает мне, даже не оглянувшись:

— Отвязывай пса! Пора.

— Сначала ему надо снять морок, — подсказываю.

— Морок сойдет сам. Через сутки после наложения.

— Пока он сойдет, козу успеют растерзать хищники.

— Твой пёс сам кого хочешь растерзает. Зубы у него только на вид козьи!

— То есть молока из него бы не получилось надоить?

— Нет, — со смешком бросает принц. — Отвязывай.

Подползаю к краю телеги и пытаюсь отстегнуть ошейник

своем мохнатому другу. На душе становится тоскливо.

Я уже привыкла заботиться о бедолаге, и эта забота помогала даже в самые отчаянные моменты не скатиться в пропасть уныния. Питомец был нужен мне не меньше, чем я ему, чтобы выжить в периметре дворца.

Сейчас животное таращится на меня узким козьим зрачком. Дергает шеей, мешая расстегнуть ремень и порядком задерживая процесс.

— Ну же, Серенький. Замри! — уговариваю скрипуче. — Ты наверняка мечтаешь о свежей зайчатине. Вот освободим тебя, и убежишь в лес. Сначала наешься до отвала, а потом разыщешь своих собратьев.

Вместо того, чтобы мне помочь, пес начинает дергаться в моих руках сильнее. Наверно, от нетерпения.

Наконец, каким-то чудом мне удается изловчиться и ремешок падает на дорогу.

Глава 30

Первую минуту волкодав по инерции бежит за повозкой, затем начинает по чуть-чуть отставать. Пока затягиваю в телегу поводок вместе с ремешком, теряю с ним визуальный контакт.

Потом и вовсе отворачиваюсь.

Мне бы радоваться, раз пес возвращается к себе домой. Но при мысли о расставании даже не кошки — тигры скребут на душе. А вместо улыбки на щеках появляются дорожки слез.

Вот дурочка! Когда только успела привязаться к нему, как к родному?

Хотя что тут удивительного? Во дворце мы рука об руку ходили по кромке жизни и смерти. Я впервые опробовала на нем свою магию, а потом мы вместе сбежали. Как тут не привяжешься!

— Пес кхаров! Прилип хуже репья! — слышится недовольный рев Йемрена, заставляя меня обернуться.

За телегой по-прежнему бежит Серенький. Наши взгляды пересекаются, и мне кажется, в узком козьем зрачке виден упрек: «Думала, я оставлю тебя одну?!» Губы сами собой расплываются в счастливую улыбку.

— Смотри, он не хочет уходить! — радостно шамкаю Йемрену. — Давай его возьмем с собой! Он такой у-умный, хоро-ошенький!

Передать скрипучим голосом всю нежность, которую я испытываю к пепельному мальчику, так же непросто, как красиво сыграть Вивальди на расстроенной скрипке. Наверно, поэтому мой единственный слушатель не выглядит растроганным, когда поворачивается ко мне и жестко требует:

— Прогони его.

— Но он не будет нам мешать! Я за ним присмотраю…

— Прогони.

В его голосе нет ни капли сомнения, за которое можно было бы уцепиться, чтобы начать переговоры.

Дистиллированный приказ, будто я солдат в строю, вставший навытяжку перед генералом. Самое неприятное не то, что у меня нет никакой информации о его планах, чтобы попробовать втиснуть туда Серенького, и не то, что я не знаю окружающего мира, а то, что он даже не считает нужным меня выслушать.

И все же, взглянув на бегущего за нами беднягу, пробую еще раз:

— Пожалуйста, позволь ему остаться.

— Вспомни наш договор. Доедем до леса — и пес уйдет.

— Я думала, что пес убежит, но он ведь не хочет, — тяну растерянно.

— Ты хоть иногда произносишь такие слова, которым можно до конца верить? — в прищуренных охровых глазах плещется злость.

Кажется, он сейчас не только о собаке говорит. Напоминает о моем недавнем вранье про забывчивость. Если вытащил этот свой козырь в качестве аргумента, значит, переубедить его точно не получится.

Вконец расстроенная, снова поворачиваюсь к псу:

— Спасибо, что ты был рядом последние дни. Я всегда тебя буду помнить. Ты прости, малыш, но здесь наши с тобой пути расходятся, — указываю на ближайшую лесную опушку метрах в трехстах. — Беги туда! Там бродит еда, а ты наверняка голодный! Поймаешь себе зайца или белку или еще кого-нибудь вкусненького! Поешь — и сразу настроение улучшится, вот увидишь! Ну? Давай, беги!

Серенький коротко блеет, будто что-то отвечает, — тоже прощается? — и вдруг резво припускает к указанной опушке.

Молчу, с тоской провожая животное взглядом. Серый силуэт быстро превращается в точку на опушке леса.

— Он бы нам помешал, ирэя. Ты поступила правильно, — тихо произносит принц.

Его теплый тон не помогает заполнить кусочек ледяной пустоты, внезапно возникшей в сердце. Ничего. Время все вылечит. Наверно…

Смотрю по сторонам в попытке отвлечься, и очень некстати начинаю подмечать детали, которые всерьез меня беспокоят.

Дорога, по которой мы едем, окружена полянами, густо усыпанными алыми и ярко-желтыми цветами. Растительность здесь красивая, ароматная, но очень уж коротенькая — даже до колена не дотянет. В такой не спрячешься.

Во дворце и ложатся, и просыпаются поздно, поэтому в теории у нас должна быть фора в несколько часов прежде, чем обнаружат наш побег. Но вдруг случится нечто непредвиденное, и за нами отправят погоню раньше?

До ближайшей опушки леса — минут десять бега. Быстро пересечь поле, чтобы спрятаться в лесу, у меня не получится. Я всегда на эстафетах прибегала одной из последних, а уж по неровной поверхности бегать — вообще не мое.

Мы здесь, как на открытой ладони.

Отсюда вывод: то ли мой спутник знает нечто, чего не знаю я, то ли мы совершаем огромную ошибку, оставаясь в повозке.