Избранная лирика
Шрифт:
Возьми от нее направо.
Там на дальнем холме развели
Садик с бронзовою оправой.
Да не этот! Этот не мой.
А вон тот: длинноватый да узкий.
Там король Эдуард VIII
Развлекался вполне по-французски,
Это было - хе-хе - лишь раз...
Он уехал, оправив брыжжи,
Но с тех пор не смыкал глаз
В мечте о Париже.
Я принес, дорогой, сюда
Чарованье особой культуры,
И слетели со мной навсегда
На
И столица навек пленена!
Ничего ей больше не надо...
Ведь Манон Леско и Нана
Девочки с нашего ада.
А ты, чувствую, говоришь:
"Это город с каким-то секретом".
Дьяволички - вот он, Париж!
Секрет в этом.
Я гляжу с Нотр-Дам на Париж
В серо-сизой синеющей гамме...
И почудилось, будто паришь
Вместе с его кругами,
И от этой его синевы
Неожиданно мыслью окольной
Стал я грезить кругами Москвы
С Ивановой колокольни...
Но за внешним сходством его,
Если сердцем с историей слиться,
Удивительное сродство
Меж французской и русской столицей.
– Нет, не в этом Парижа секрет!
Отвечаю гнусавой химере.
Пусть король ведьмовкой согрет,
Да что мне в этом примере?
Разве дева редкой красы.
Что колпак фригийский надела
И, зажегши в пушках басы,
Начала великое дело,
Разве эта была из твоих?
Разве эта твоя креатура?
А меж тем революции вихрь
Поднял знамя новой культуры,
И тогда-то в робких умах,
Не умевших за бомбы браться,
Раскатились ввысь на громах:
"Свобода! Равенство! Братство!"
Отвергая твою кутерьму,
Тут большие зрели кануны.
Здесь однажды грянул в дыму
Пророческий голос Коммуны,
Здесь впервые, хоть и на миг,
Стал человек человеком,
И с тех пор мечта напрямик
По коммунным движется вехам.
Оттого ароматов родней
Пыльный воздух на вашем бульваре,
Видно, пламенность тех изумительных
дней
Золотится в парижском загаре.
1 Брат (лат.).
– Ред.
Париж
1936
HOTEL "ISTRI A"
Лредо мной отель "Istria".
Вспоминаю: здесь жил Маяковский.
И снова тоски застарелой струя
Пропитала извилины мозга.
Бывает: живет с тобой человек,
Ты ссоришься с ним да спорить,
А умер - и ты сиротеешь навек,
Вино твое - вечная горечь...
Направо отсюда бульвар Монпарнас,
Бульвар Распай налево.
Вот тут в потоках парижских
Шагал предводитель ЛЕФа.
Ночью глаза у нас широки,
Ухо особенно гулко.
Чудятся
мне
его
шаги
В пустоте переулка,
Видится мне его серая тень,
Переходящая улицу,
Даже когда огни в темноте
Всюду роятся и ульятся.
И ноги сами за ним идут,
Хоть млеют от странной дрожи...
И оттого, что жил он тут,
Париж мне вдвое дороже.
Ведь здесь душа его, кровью сочась,
Звучала в сумерках сизых!
Может быть, рифмы еще и сейчас,
Как голуби, спят на карнизах,
И я люблю парижскую тьму.
Где чую его паренье,
Немалым я был обязан ему,
Хоть разного мы направленья.
И сколько сплетен ни городя,
Как путь мой ни обернется,
Я рад,
что есть
в моей
груди
Две-три маяковские нотцы.
Вы рано, Владимир, покинули нас.
Тоска? Но ведь это бывало.
И вряд ли пальнули бы вы напоказ,
Как юнкер после бала.
Любовь? Но на то ведь вам и дано
Стиха колдовское слово,
Чтобы, сорвавшись куда-то на дно,
К солнцу взмывать снова.
Критики? О! Уж эти смогли б
Любого загнать в фанабериях!
Ведь даже кит от зубастых рыб
Выбрасывается на берег.
А впрочем - пускай зонлишка врет:
Секунда эпохи - он вымер.
Но пулей своей обнажили вы фронт,
Фронт
обнажили,
Владимир!
И вот спекулянты да шибера
Лезут низом да верхом,
А штыковая культура пера
Служит у них карьеркам.
Конечно, поэты не перевелись,
Конечно, не переведутся:
Стихи ведь не просто поющий лист,
Это сама революция!
Но за поэтами с давних лет
Рифмач пролезает фальшивый
И зашагал деревянный куплет,
Пленяясь легкой наживой.
С виду все в нем крайне опрятно:
Попробуй его раскулачь!
Капитализма родимые пятна
Одеты в защитный кумач;
Мыслей нет, но слова-то святые:
Вся в цитатах душа!
Анархией кажется рядом стихия
Нашего карандаша.
В поэзии мамонт, подъявший бивни,
С автобусом рядом идет;
В поэзии с мудростью дышит наивность
У этого ж только расчет.
В поэзии - небо, но и трясина,
В стихе струна, но и гул,
А этот? Одна и та же осина
Пошла на него и на стул.