Избранная лирика

Трудно охарактеризовать творчество поэта в короткой статье. Одно можно сказать с уверенностью: поэт твердых творческих убеждений, Иосиф Уткин и в зрелые годы оставался верным идеалам молодости. Он пришел в литературу со стихами, в «лад боевой марсельезы» которых нежно «девичий голос гремел». Объемней и глубже становилось с годами это умение сплавлять в единый слиток гражданские мотивы и лирику, пронесенные поэтом сквозь всю его жизнь.

Комсомольская юность, мать-Родина Россия — вот тот круг жизненных явлений и проблем, которые всегда волновали поэта, которые он органически продолжал и развивал, хотя мир его поэзии выходит далеко за пределы этой сквозной темы творчества. Естественностью и непринужденностью пленяет поэзия Иосифа Уткина: чувства лишены сентиментальности, мастерство — бессмысленной виртуозности, напряженность — нервного возбуждения. Отличительная ее черта — предельная искренность, преданность правде жизни.

Он любил жизнь: ее переменчивость, контрасты, многообразие. И такой предстает она в его стихах. Со всей зоркостью нравственной молодости и чистоты однажды Иосиф Уткин постиг жизнь во всех ее противоречиях, и с тех пор не изменили ему ни разу ни сердце, ни рука. Он писал жизнь такой, как она есть: с ее вершинами и провалами, с ее кровью, жестокостью и трагизмом, но вместе с тем с ее величием, красотой и героизмом. Вот почему, излучая оптимизм, поэзия Иосифа Уткина не располагает к благодушию.

Образ мыслей поэта неотделим от его характера. И по, быть может, незаметному для самого поэта тяготению к

определенным эпитетам, образам, темам, по инстинктивным его пристрастиям, по едва уловимым, но характерным приметам стиля мы можем представить себе личность Иосифа Уткина.

«Он звал к благородству и сам был благороден, славил любовь и сам был полон любви, призывал к мужеству и был необыкновенно мужествен… Он мог мягко, осторожно, доверчиво положить руку на плечо читателя, не уговаривать, а убеждать его. Убеждать в том, что человечество обладает великим здоровьем, несмотря на временные болезни… Пусть это звучит несколько выспренно, но он был пророком хороших чувств…».

Михаил Светлов

А когда поэт высказывает такие мысли, мы видим прежде всего человека своей эпохи, разделяющего с молодежью ее стремления и надежды. И в этом залог бессмертия поэта, ибо, невзирая на свой тысячелетний возраст, человечество всегда молодо.

Давид Фикс

Нас годы научили мудро Смотреть в поток До глубины, И в наших юношеских кудрях До срока — Снежность седины. Мы выросли, Но жар не тает. Бунтарский жар В нас не ослаб! Мы выросли, Как вырастает Идущий к пристани корабль.

1925

Ни глупой радости, Ни грусти многодумной, И песням ласковым, Хорошая, не верь. И в тихой старости И в молодости шумной Всего сильней Нетерпеливый зверь. Я признаюсь… От совести не скрыться: Сомненьям брошенный, Как раненый, верчусь. Я признаюсь: В нас больше любопытства, Чем настоящих и хороших чувств. И песни пел И в пламенные чащи Всегда душевное носил в груди! И быть хотел Простым и настоящим, Какие будут Только впереди. Да, впереди… Теперь я между теми, Которые живут и любят Без труда. Должно быть, этот век, Должно быть, это время — Жестокие и нужные года!

1926

Я думаю чаще и чаще, Что нет ничего без границ, Что скроет усатая чаща Улыбки приятельских лиц, Расчетливость сменит беспечность, И вместо тоски о былом Мы, встретясь, Былую сердечность Мальчишеством назовем. Быть может, Рассудочной стужей Не тронем безусых путей. Быть может, Мы будем не хуже И все-таки будем не те… Вот девушку любим и нежим, А станет жена или мать — Мы будем все реже и реже Любимой ее называть…

1926

Через Речную спину, Через Лучистый плес Чугунной паутиной Повис тяжелый мост. По краю — Тишь да ивы, Для отдыха — добро. А низом — прихотливо Речное серебро. На тишь, На побережье Качает паровик… — Я, милая, приезжий, Я в отпуск, фронтовик… Сады родные машут! Здесь молодость текла, И золотые чаши Подняли купола. Привет вам, Отчьи веси! С победой И весной!.. Но что-то ты не весел, Мой город дорогой. Дома тихи И строги. И не слыхать ребят. И куры на дороге, Как прежде, не пылят. И яблони бескровны, И тяжелы шаги, И на соседских бревнах Служивый… без ноги. Да, ничего на свете Так, запросто, не взять — Когда родятся дети, Исходит кровью мать! Но вот И наши сени. Но вот И милый кров, Где первые Сомненья, Где первая Любовь. И в этом Все, как прежде, — И сад, И тишь, И крик: — Я, бабушка, приезжий, Я в отпуск, фронтовик. И,

взгляд последний бросив, Старуха обмерла: — Иосиф, ах, Иосиф, Я так тебя ждала! И я в объятьях стыну… — Иосиф, это ты?! . . . Чугунной паутиной Качаются мосты. И мчатся эшелоны Солдат, Солдат, Солдат! Тифозные перроны Под сапогом хрустят. По бедрам Бьются фляги, Ремень, наган — правей. И синие овраги Под зарослью бровей. В броне, В крови, В заплатах — Вперед, Вперед, Вперед! — Страдал и шел Двадцатый Неповторимый год!!

1927

Вспоминаю С истинным восторгом То, чего не знала просто ты: Героизм, Одетый в гимнастерку Неправдоподобной красоты. Вот они — Встают передо мною Юноши В семнадцать-двадцать лет Недоступной И живой стеною Ныне воспеваемых Побед. Без сапог, Не чесаны, Не бриты!.. Но щетиной Этих юных лиц Были, как штыками, Перерыты Все обозначения Границ. Под огнем, В затрепанных обмотках, Сквозь огромный азиатский Дождь С песней, С жаром, С кровью в сердце… Вот как Шла к бессмертью Наша молодежь… От Владивостока И до Польши Проведен Пунктир кровавый Тел. Но спроси… поставь любого… Больше Ничего никто и не хотел. Да и так ли мало Быть пунктиром Или историческим звеном Между старым и грядущим Миром? Мы и не мечтали об ином. Но, трудясь До белого каленья, Бедствуя И плавя мрамор зим, Мы откроем Новым поколеньям Путь в грядущее, Как двери в… магазин. И когда, Не кончив песнопенье, Трупом я свалюсь среди других, Пусть по мне, Как по одной ступени, Прогремит победа молодых.

1933

Я следил за небом робко, Где — впопад и невпопад — Как по спичечной коробке Чиркал спички звездопад. Так вот некогда горела, Рассказал бы я тебе, Трубка старого карела В достопамятной избе. Так когда-то не без риску, Корпус лихо накреня, Высекал я насмерть искры Из армейского кремня! Да, ни в хижине чухонца, Ни в крутом седле бойца Ни звезды своей, ни солнца Не сыскал я до конца. Где-нибудь в немецкой Туле, Нами занятой в бою, Отливает мастер пулю — Искру, стало быть, мою…

1938

Мальчишку шлепнули в Иркутске. Ему семнадцать лет всего. Как жемчуга на чистом блюдце, Блестели зубы У него. Над ним неделю измывался Японский офицер в тюрьме, А он все время улыбался: Мол, ничего «не понимэ». К нему водили мать из дому. Водили раз, Водили пять. А он: — Мы вовсе не знакомы!.. — И улыбается опять. Ему японская «микада» Грозит, кричит: — Признайся сам!.. — И били мальчика прикладом По знаменитым жемчугам. Но комсомольцы На допросе Не трусят И не говорят! Недаром красный орден носят Они пятнадцать лет подряд. …Когда смолкает город сонный И на дела выходит вор, В одной рубашке и кальсонах Его ввели в тюремный двор. Но коммунисты На расстреле Не опускают в землю глаз! Недаром люди песни пели И детям говорят про нас. И он погиб, судьбу приемля, Как подобает молодым: Лицом вперед, Обнявши землю, Которой мы не отдадим!