Избранная огнём
Шрифт:
— Я не могу, — буркнула она, и я поняла, что ничего не знаю о ее личной жизни. Наши были не секретом. У Валеры развод, Виталик в свободном плавании, Тами искала идеал, но пока тщетно, со мной все было тоже ясно. А что до Тоннели?
— Я буду тут сидеть, пока ты мне все не расскажешь! — удобнее устроилась я на холодном камне, мечтая, чтобы она сделала это как можно скорее. Какой-то нынче день откровений выходит.
Она хмыкнула и покачала головой.
— Задницу отморозишь.
— Тогда ты будешь виновата в этом, — улыбнулась я, но обе мы знали, что теперь мне это не грозит. — Тебя обидел парень? —
Но она снова бессловно сказала «нет».
— Ты решишь, что это все глупости, — посмотрела она мне прямо в глаза, и озноб пробежал по телу. Что же могло с ней произойти?
— Вы, наверное, считаете меня странной, — она хмыкнула, — наверное, — повторила она слово, качая головой. — Все началось с матери, — повернулась она ко мне. — Уверена, ты знаешь, что такое материнская любовь, — пожала она плечами. — Я тоже мечтала ее испытать. А она отдала меня бабушке. Только какая бабушка может заменить мать? Я всегда ее ждала. Знаешь, как дура сидела на подоконнике и ждала, пока придет эта женщина.
Иногда он и впрямь появлялась, даже приносила подарки, но больше них мне хотелось прижаться к ней ночью вот так, — Тоннеля сжала кулаки, показывая свои эмоции, — и чувствовать тепло. Только просыпалась я всегда одна, она вновь уходила куда-то и не появлялась подолгу, а я все ждала. И, знаешь, что я однажды поняла? — Глаза Юли встретились с моими. — Как это больно любить кого-то. Привязываться, ждать, надеяться, а потом чувствовать себя такой одинокой, что хочется выть. — Она остановилась, закатывая рукав. — Может волк у меня еще и потому, что я привыкла в душе выть от одиночества? — размышляла она.
— Юль.
Она отмахнулась, останавливая меня.
— А потом я ушла во взрослую жизнь. Не знаю, сколько мне было. Четырнадцать? — будто спрашивала меня она. — И, как водится, первая любовь. Закрывалась от нее, не впускала, а все равно просочилась. И угадай, чем все закончилось?
— Каждый проходит через это, — пожала я плечами.
— Ну вот, значит, странная такая, — на ее глазах появились слезы. Впервые я видела, как она плачет, это многое значило. Она говорила правду.
— А потом вторая, третья, и все одно. Не собираюсь больше ни к кому привязываться, — она взяла небольшой камень и зашвырнула его в воду, не зная, куда деть свое стеснение. Ну вот она без панциря, на блюдечке, бери — жуй. Нет брони, в которую заворачивала себя, чтобы казаться круче. Простая соплячка с комплексом, от которого нет спасения.
— Юль, — выдохнула я ее имя. Все слова моментально испарились из головы, оставив меня один на один с языком, которому нечего было сказать.
— Ты расскажешь им? — я видела, через что пришлось пройти ей, чтобы вывернуть душу. Какое я имела право предать ее после такой близости?
— Это не моя тайна, — я прижала ее к себе так сильно, как могла, чувствуя, что хочется выть вместе с ней. Будто ее невыносимая боль перекочевала в мои внутренности, скрутив их жгутом.
У каждого своя боль, порой невыносимая, но я именно сейчас осознала, что это место дано нам для того, чтобы измениться и стать сильнее. Этот дом в лесу стал началом чего-то нового.
Мы вернулись обратно вдвоем, и, надо отдать должное остальным, никто не собирался лезть в душу. Они просто сделали вид, что ничего
Мы сидели за столом, каждый поглощенный своими мыслями, и разговор не клеился. Самым верным решением было просто лечь спать, и дать возможность всему новому перевариться.
Глава 21
Я проснулась от того, что кто-то тряс меня за плечо.
— Который час? — недовольно спросила, пытаясь разглядеть, кто же передо мной.
— Ты должна поговорить с ней, — шепнул Валера.
— Что? — по сумраку в комнате я поняла, что на дворе глубокая ночь. Что еще случилось?
— Тами, — шепнул он, — она на веранде, и сейчас нуждается в тебе.
— Почему во мне? — я привстала на локте, чувствуя спиной Тоннелю, которая крепко спала.
— Я уже говорил с ней, но это не дало нужного эффекта. Юля — не лучший собеседник, впрочем, как и Виталик.
Я вздохнула и села на кровати, нашаривая обувь. Нашли психолога, отродясь не была тем, с кем разговаривают по душам. Но, если на меня возложили такую миссию, то пусть так и будет.
— До утра не подождет?
— Она одна во всех смыслах, и я вижу, как вина ее поглощает.
Проведя по волосам и зевнув, я напялила куртку и вышла. Озноб сразу пробрал меня, но спустя минуту я пришла в себя, словно включив подогрев. Лиса оказалась очень значимым качеством.
— Присяду? — спросила я, и она кивнула, быстро смахивая слезы с лица. — Не спится?
— Разбудила?
— Нет, что ты, сама проснулась непонятно почему, — соврала я. — А ты что здесь?
— Я завтра уеду.
Переварив сказанное, я ответила.
— Не можешь больше выносить Тоннелю? — усмехнулась я, понимая, что причина в другом.
— Не хочу мешать.
— И как же ты нам мешаешь?
— Это не мое место, Лия. Оно принадлежит другой!
Так и знала, что все дело в этом. Она вбила себе в голову, что здесь должна быть Мари, что она занимает ее место.
— Тами, — я встала и подвинула кресло, чтобы быть ближе. — Если, тот, кто наверху, дал возможность тебе остаться здесь, это что-то значит. Ты могла оказаться там, но не оказалась. Сколько случаев, в которых люди опаздывают на самолет, и он падает. Поначалу им кажется, что они неудачники, но по факту выходит наоборот. Ты просто не должна была быть там, вот и все. Я не знаю, кто отмеряет наше время, но время Мари вышло. Если бы она не пошла туда, что-то произошло бы с ней в другом месте, — повторила я слова Валеры.
— Я не верю в судьбу.
— И ей это необязательно, она все равно сделает так, как предначертано.
— И ты смирилась со смертью жениха?
Я закусила губу. Раньше бы обязательно расплакалась от боли и обиды, а теперь перенесла более стойко, словно корка покрыла мою рану.
— Думаешь, надо жить болью? Тогда зачем вообще жить? Я не призываю забыть человека, он жив, пока жива память о нем, но винить себя в том, что от тебя не зависит — бессмысленно! У тебя остались родители, каково им? Самое большое горе родителям хоронить своих детей! Но у них еще есть ты, и тебе придется, черт возьми, взять на себя ответственность, но не за гибель сестры, а за то, что теперь одна отвечаешь за них.