Избранница герцога

Джеймс Элоиза

— Ни у одной леди нет таких прекрасных глаз, как у тебя, Элинор. Этот глубокий синий, с таким необычным оттенком! Хотела бы я иметь такой цвет глаз. И еще уголки твоих глаз так красиво приподняты вверх. Ты, разумеется, помнишь все эти бредовые поэмы, которые Гидеон посвящал твоим глазам, сравнивая их с волнующимся морем или с цветами, как он их там называл? С лютиками, кажется.

— С синими колокольчиками. Лютики желтые. Вы совершенно не разбираетесь в самых простых цветах, леди Энн.

— Твои губы так же свежи, как несколько лет назад. До того как этот

покоритель сердец, этот мотылек перепорхнул на свежую поляну.

— Мне неприятны эти разговоры о Гидеоне, да еще с такими метафорами, — поморщилась Элинор.

— Я держалась твоего запрета три, нет, почти четыре года, — возразила Энн, снова повысив голос. — Но теперь я замужняя леди, а не просто твоя младшая сестра, и ты не можешь мне приказывать. Ты страдаешь из-за…

— Прошу тебя, — взмолилась Элинор, — не надо всем сообщать об этом…

— Ты не в того влюбилась, — стояла на своем сестра, — и это возможно, я понимаю, но я совершенно не понимаю, почему ты решила остаться из-за него старой девой? Почему не хочешь иметь нормального мужа, детей, собственный дом?

— Я буду все это иметь, возможно…

— Тогда скажи, когда ты собираешься выйти замуж? В двадцать пять, а может быть, в тридцать? Но тогда вряд ли найдется мужчина, желающий на тебе жениться. Ты могла бы выглядеть прекрасной, обольстительной, но почему-то не стремишься к этому. Думаешь, кто-то разглядит тебя за этими унылыми тряпками? Нет, дорогая, мужчины не настолько проницательны. Надо уметь преподнести себя! — Наклонившись к ее уху, Энн прошипела: — Ты даже не удосужилась пройтись пуховкой по лицу, не говоря уже о румянах.

— Да, не удосужилась, — отрезала Элинор.

Конечно, она мечтала выйти замуж и родить детей. Но мужем ее должен стать Гидеон, и он же, разумеется, отцом ее детей. Какая же она дура! Гидеон не любит ее и не желает стать отцом ее детей. Но разлюбить его — выше ее сил.

— И это еще не все твои минусы, — продолжала причитать сестра. — Что за монастырский вырез? Ты не обнажила даже самый верх груди, а твои юбки метут пол. Надо уметь показать хотя бы носок туфельки. Ты неженственна. А еще имеешь наглость насмехаться над мужчинами! Они этого не любят, Элинор, и проплывают мимо тебя; И правильно делают!

— Ну и пусть, — сказала Элинор, потеряв надежду утихомирить сестру:

— Все считают тебя гордячкой, набитой предрассудками, — заявила сестра. — Всему Лондону известно, что ты поклялась выйти не иначе как за герцога. Ни одной ступенькой ниже. Тебя называют ханжой.

— Я всего лишь хотела…

— И вот пожалуйста, на ярмарке женихов появился герцог. Герцог Вильерс, никак не меньше. Богат, как Крез, и такой же привереда, как ты. Прошел слух, будто он рассчитывает жениться только на герцогской дочке. Пробил твой час, Элинор. Мы дочери герцога. Но я уже замужем, Элизабет еще слишком мала. Остаешься ты. В Лондоне нет другой леди брачного возраста твоего ранга.

— Согласна, но не понимаю, чему тут радоваться. Герцог Вильерс, по слухам, человек неприятный, с тяжелым характером.

— Ты ждала герцога, вот и получай! — продолжала

сестра. — Ты сама заявила, что тебе нужен только герцог, получается, что его человеческие качества, его нрав тебя не интересуют.

Элинор попыталась возразить, но тут с ужасом заметила Вильерса, стоявшего за спиной ее сестры, которая продолжала говорить.

— Помнишь праздничный ужин в последнюю Двенадцатую ночь? Ты тогда сказала тетушке Петунии, что выйдешь за мужчину, даже если от него разит псиной и он весь оброс собачьей шерстью, лишь бы он был герцогом.

Нет, Элинор никогда прежде не встречалась с герцогом, но у нее не было сомнений в том, что это именно он стоит так близко. Он точно подходил под описание: с мужественными скулами, которые придавали ему притягательный ореол брутальности. Ей говорили, что он не признает париков. И этот джентльмен был без парика. Его короткие черные волосы с парой тонких седых стрелок были зачесаны назад и стянуты в узел на затылке. Это мог быть только он, и никто другой.

Ее сестра продолжала в том же духе:

— Ты заявила, что выйдешь за герцога, даже если он будет глуп, как Ойстер, и жирен, как свинья мистера Хендикера.

Глаза герцога Вильерса были цвета стали, цвета вечернего неба перед метелью. Он был похож на человека, у которого отсутствует чувство юмора.

— Элинор, ты слушаешь меня? — Почувствовав что-то, сестра удосужилась обернуться. — О! О!

Глава 2

Герцогиня Бомон стояла рядом с герцогом, едва сдерживая смех.

— Добрый вечер, леди Элинор, добрый вечер, леди Энн. Хотя мне уже пора привыкнуть звать вас миссис Бушон, не так ли? Я искала вас обеих. Позвольте представить вам его светлость герцога Вильерса!

— Ваша светлость, — произнесла Элинор, присев в глубоком реверансе перед герцогиней. Энн тоже попыталась совершить нечто подобное, но ей мешала тога. — И ваша светлость. — Элинор снова присела, на этот раз перед герцогом, который, как и она, отказался от переодевания в тогу.

На нем был камзол идеального покроя, из превосходного шелка цвета коньяка и с великолепной вышивкой, на фоне которой переливались драгоценные пуговицы.

— Леди Элинор, — произнес герцог, оглядев Элинор с головы до пят.

Элинор порозовела, ощутив неловкость. Холодок пробежал по ее спине. Но она тут же справилась с собой, надменно приподняв подбородок. Если он искал аристократизма, то это в ней есть. Элегантности маловато, но породы не отнять.

Герцог Вильерс был совершенно не похож на герцога Гидеона, это действительно был особенный тип. Она никак не могла вообразить, что на свете есть такая удивительная смесь властности и элегантности. Но не расшитый камзол, не шпага и даже не то уверенное чувство свободы, что витало вокруг него, взволновали ее. Она не знала, что существует такой брутальный образец мужского превосходства, с сумрачным взглядом и презрительными морщинками в уголках губ. Она уже пропускала сквозь себя его мужскую силу, оценивала широту и твердость плеч и груди.