Избранница герцога

Джеймс Элоиза

Тридцатый день рождения Элинор отмечался в несколько экстравагантной манере, хотя и без помпы. Весь загородный дворец герцога Вильерса в Эссексе светился радостью, все его обитатели находились в приподнятом настроении. Чего нельзя было сказать о его дворцах в Норфолке, Уилтшире и Девоне, а тем более о замке Кэри.

В одном углу гостиной Тобиас готовил шарады, которые стали постоянным атрибутом

всех дней рождения в семье с 1785-го. В другом углу катались клубком щенки. Озорной Маффин имел привычку дергать за занавески, но мамочка постоянно одергивала его. «Ав! Ав!» — говорила она. Маффин фыркал и тряс мордочкой, притворяясь, будто не слышит ее. «Ввуфф»! — присоединялся папочка щенка. И только тогда Маффин оставлял занавески в покое.

В третьем углу герцогиня, сидя на кушетке, кормила младенца. После семи радостных счастливых лет супружества, это был ее долгожданный первенец. И не только ее. Люсинда и Феба, которая раньше звалась Филлиндой, сидели по обе стороны от герцогини, с замиранием сердца следя за малышом. Им было уже по двенадцать, и они чувствовали первый холодок, говоривший о прощаний с детством, а малыш был такой уютный и теплый. Они постоянно сражались между собой за право подержать братика на руках.

— Можно мне, наконец, взять этого прожорливого Теодора? — спрашивала Люсинда. — Сколько можно сосать? Я никогда не любила молоко.

— Все детки разные, — говорила Элинор, приподнимая его и давая срыгнуть.

— Сейчас моя очередь, — спорила Феба.

— Нет, моя, — объявил Вильерс, входя. Забрав малыша у матери, он слегка подбросил его в воздух.

Теодор разразился шквалом гульканья и хихиканья. Он был совершенно таким, каким и обязан быть здоровый младенец, — пухлым, бессовестным и восхитительным.

— Займитесь-ка лучше шарадами, дочери мои, — скомандовал Вильерс. — Тобиас уже расписал все по частям и ждет вас.

— В прошлом году он заставил меня быть Люцифером из «Потерянного рая», — недовольно сказала Люсинда.

— Ты сама виновата, — сказала Феба. — Не надо было затевать этот трюк с переодеванием, когда он вернулся на лето из Оксфорда.

— Я просто хотела поносить его форму, только и всего. А теперь я хочу, сама распределять все роли, — настаивала Люсинда. — Я заставлю его быть старой нищенкой.

Хотя пусть лучше будет «Котом в сапогах», ему наверняка не понравится женское платье. Надо будет приделать ему острые ушки и хвост. Можешь ты себе его в этом представить? Он будет вне себя.

— Идем, — сказала Феба, взяв ее за руку. — Надо сказать маме, что если мы хорошо выступим, она должна уступить нам Тео на все завтрашнее утро. Он такой забавный, мы будем щекотать его.

Глаза Люсинды загорелись, и она позволила увести себя. Герцог, сидя рядом с женой, держал младенца под мышки, ставя его косолапые ножки на свои колени, словно собирался учить его ходить. Однако было еще слишком рано для этого.

— Этот младенец — твой самый лучший подарок мне, — говорила Элинор, прислонив голову к плечу мужа.

— Но ему уже три месяца, — заметил Тобиас из своего угла. — Я смотрю на него как на подарок мне ко дню моего рождения.

— Насколько я понимаю, ты уже покончил со своими шарадами? — спросила Элинор. — Пора заняться настоящим делом…

Вильерс обменялся с женой взглядом, в котором сквозило откровенное желание.

— Так до шарад или после? — спросил он ее.

— До, — шепнула она, целуя его в щеку.

— Тобиас! — крикнул герцог, вскакивая.

Старший сын — свежая версия его самого, стройный и ловкий, предстал перед ним.

— Забери у меня этот свой подарок, — сказал отец, передавая ему малыша. — И не позволяй Люсинде с Филлиндой передраться из-за него.

Теодор вцепился крошечными пальчиками в подбородок брата, улыбаясь радостной беззубой улыбкой.

— Он уже успел срыгнуть? — справился Тобиас, быстро усвоивший важность этого момента для младенцев.

— Да, — ответила ему Элинор, — спасибо, что помнишь.

— Мы начнем разыгрывать шарады через час, — предупредил Тобиас, не позволив себе даже улыбнуться, хотя отлично знал, чем сейчас займутся его прекрасная мачеха и обожаемый папочка наедине.

— Надеюсь, мы успеем управиться, — усмехнулся Вильерс, поглядывая на жену. Он не научился скрывать свои эмоции так, как это умел его старший.

Едва выйдя за дверь, он подхватил свою герцогиню и понес на руках вверх по лестнице.