Избранник Евы

В Советском Союзе

семидесятых годов двадцатого столетия новой эры я оказалась по двум причинам. Хотелось посмотреть на страну развитого социализма и пощеголять в мини-юбке. Если бы я прошлась с голыми коленками по улице средневекового города, например во Франции, мужчины сошли бы с ума от вожделения, а женщины немедленно заклеймили бы меня ведьмой и отправили на костёр. Да что там Средние века! Неплохой писатель девятнадцатого века Виктор Гюго писал истеричные письма своей возлюбленной, обвинял ее в бесстыдстве только за то, что, переходя улицу, девушка приподняла юбку и посторонние мужчины увидели ее щиколотки.

Впрочем, стройные ножки не оставляли равнодушными мужчин во все века. Как и блюстителей нравственности, которые почти сплошь старики, давно отгулявшие свою безнравственность.

– Срамотень! – перегородила мне дорогу нагруженная сумками тётка. – Стыдоба! Чего юбку задрала? Задницу отморозишь! А сама белая, как первый снег!

Разве первый снег отличается по цвету от последующих? У русских особое цветовое зрение? И я, видимо, не подхожу под принятые стандарты красоты.

С грубиянами надо обращаться издевательски вежливо. Еще лучше – осадить их сотворением небольшого чуда. На глазах у тётки я стала на десять сантиметров выше и покрылась в ровный шоколадный цвет.

– Так вам больше нравится? – спросила я. – И спасибо за заботу, мне не холодно.

– Гэ-гэ-гэ, бэ-бэ-бэ… – Она вытаращилась и принялась перечислять согласные буквы алфавита.

– Или так лучше? – Я осветлила загар.

– Тэ-тэ-тэ…

– Сейчас вы уроните авоську, – предупредила я.

Реакция старой моралистки никуда не годилась.

Сумка упала, и ее содержимое: туалетная бумага и яйца – вывалилось на землю. О чудесах было мгновенно забыто. Проклиная меня, срамную моду, очереди, дефицит, потребность питаться и справлять естественные нужды, тётка принялась очищать рулоны от белка и желтка.

«Народ, которому туалетная бумага дороже чудес, непобедим, – пришло мне на ум. – Надо подсказать эту мысль какому-нибудь политическому деятелю».

Мой путь лежал на стадион, хотела посмотреть игру под названием футбол. Во времена моих родителей, как и в средневековой Франции, где я хотела поселиться, футбола еще не было. Транзитная остановка неожиданно затянулась на годы. Но обо всем по порядку.

Происходившее на поле мне быстро наскучило. Во-первых, болельщики, судя по их воплям, гораздо лучше разбирались в игре, чем футболисты и арбитры. Во-вторых, выигрывала команда, носящая имя римского раба Спартака. А он мне никогда не нравился. Самые свирепые и кровожадные лидеры получаются именно из бывших рабов. В-третьих, спортсмены были одеты! В нелепые шорты, майки, гольфы до колена. Я родилась и выросла в Древней Греции, и хотя меня можно смело считать современницей всех веков и племён, традиции Эллады я люблю особо. Да и каждому человеку представляется, что яблоки на его родине слаще, народ красивее, обычаи правильнее, солнце ярче, а птицы голосистее. У нас на Олимпийских играх атлеты выступали обнажёнными, полностью нагими или в набедренных повязках. Это давало возможность не только болеть за результаты состязания, но и насладиться

красотой юношеского тела. Какой смысл в победах, если нет никакой эстетики, если ты не можешь восхититься самым совершенным творением природы – человеческим телом?

Заскучав, я принялась рассматривать противоположные трибуны. Сидевшие за многие десятки метров от меня люди, конечно, и предположить не могли, что симпатичная девушка видит их как в телевизоре крупным планом. В потоке лиц, гневных и весёлых, кричащих и топающих ногами, самым забавным был дядька, судорожно, по-беличьи грызущий ногти на пальцах. Такая же привычка была у правителя Лесбоса. А что еще ему оставалось, когда на острове поселились подружки Сафо?

Рядом с грызуном сидел парень, чей облик показался мне странно знакомым. Молодого человека я определённо никогда не видела, но словно знала всю жизнь. Он не похож ни на кого из моих родных, но почему-то роднее всех их, вместе взятых. Избранник?

Перспектива быстро найти Избранника меня не радовала. Я хотела бы погулять несколько лет – попутешествовать по странам и временам, познакомиться с великими художниками и поэтами, перекинуться словом с философами, подсказать им пару-тройку идей, а потом, через столетия, увидеть эти идеи в академических учебниках. Но весь второй тайм я наблюдала за молодым человеком, не могла отвести взгляда и поймала себя на желании видеть это лицо круглосуточно, с перерывами на короткий сон. Да и пусть бы он мне снился – не откажусь.

После игры я едва не потеряла молодого человека в толпе, которая двигалась к метро. Отыскала его затылок, как привязанная взглядом, медленно тащилась в потоке и всё терзалась: неужели Избранник?

В девичьих мечтах Избранник представлялся совершенно иным. Высоким, стройным, белокурым, белозубым, философом-поэтом с тонкими длинными пальцами. А москвич, за которым я плелась, следила в метро, был кряжистым брюнетом. И хорошая подача с углового его интересовала больше, чем законы диалектики.

Мы подходили к дому. Пора знакомиться. Сомневаюсь, что он разгадал бы тайный смысл уроненного мной платка. Пришлось действовать примитивно, жертвовать собственным телом. Метод, проверенный веками.

Я обогнала молодого человека. Первой вошла в подъезд, стала подниматься по лестнице и… оступилась. Не подхвати меня вовремя Избранник, я бы лихо пересчитала спиной ступеньки.

– Простите! Спасибо! – поблагодарила я, освобождаясь от его рук, и тут же взвизгнула от боли. – Ай! Не могу на ногу ступить!

– Вывих, наверное. Ничего, обопритесь на меня.

– Пожалуйста, если вам не трудно, помогите добраться до пятой квартиры, там живёт моя тётушка.

Я положила руку ему на плечо, он обнял меня за талию. Изображать воздушное создание и прыгать на одной ноге – задача не из лёгких.

– Уж не обессудьте. – Он взял меня на руки.

– Господи, как неловко! – почти искренне смутилась я.

К сожалению, впереди было два этажа, а не десять. Я уменьшила свой вес на пятнадцать килограммов, чтобы Избранник не утомился, и заглянула в его мысли.

«Лёгкая как пёрышко, – думал он. – Почему я не живу в небоскрёбе?»

Ход мыслей меня вполне устраивал. В своё оправдание скажу, что более я никогда не копалась в его голове. Бессмысленно, глупо и непорядочно подслушивать мысли дорогих тебе людей. Жизнь потеряет свежесть красок и радость открытий. И даже горечь ссор и размолвок, настойчиво внушала мне мама, должна быть эмоционально острой и свежей. Выльешь на голову ведро холодной воды – взбодришься. Станешь лить по стакану на макушку – замёрзнешь, простудишься.