Избранник Газового космоса

Хорсун Максим

На правой руке у Юрасия отыскались уже знакомые мне следы от многочисленных инъекций.

Обоим перехожим вправили мозги и подсадили на какую-то дрянь. Держат за этими стенами, как консервы. Как живые экспонаты. Для опытов. Для наблюдений. Во имя потомков, жить которым – триста оборотов Колеса. Чтобы разобраться в механизме перехода

между мирами. В особенностях работы голов тех, кого Исчадие смогло перетащить из Центра Розы.

Я покинул Дом Грез, не сказав никому ни слова. Юрасий успел только бросить мне вслед:

– До свидания, Лазар! И еще раз спасибо за звонок!

Эпилог

Баркас неприкасаемых скользил вниз по течению Мамы, взбивая пену гребными колесами. Утренний улов – дюжина позеленевших покойников – лежал грудой перед надстройкой. Тут были только дети и брамины, их не требовалось очищать огнем; детей и браминов возвращали целыми и невредимыми в воды реки, из которой, по преданию, когда-то вышли на берег первые люди.

Трупы прибивало к порогам и островкам, специальная похоронная команда вылавливала мертвецов баграми, а потом переправляла для погребения в общей могиле.

Для меня там осталось совсем немного места: какой-то пятачок на носу баркаса. Я стоял, укутавшись в плащ из шерсти бактра, придерживаясь за леер.

Ночное свечение неба теряло интенсивность. Померкли планеты Колеса, стали невидимыми стрелы заатмосферных гроз. На востоке бурлило расплавленное золото, предвещая восход.

В этой части Первого погребальных костров не жгли, и мгла, окутавшая оба берега, была обыкновенным утренним туманом. С обеих сторон вырисовывались силуэты подъемных кранов, дебаркадеров, складов и заводских труб.

Промзона на границе города.

Баркас издал похожий на стон гудок и стал приближаться к берегу. Я накинул на голову капюшон, проверил, легко ли вынимается из-за пояса магазинник. И минуты через

три ступил на деревянный настил причала. Неприкасаемые, с которыми я расплатился заранее, меня усердно не замечали. Как я и приказал.

Бакхи ждал под ржавым подъемным краном, присев на свернутый бухтой канат. Он был одет в хламиду, похожую на монашескую рясу, в которой я видел его на Целлионе.

– Повелитель! – прошипел Бакхи, приветствуя.

Я шевельнул кистью руки, давая понять, что я его увидел и услышал.

– В городе все спокойно, – доложил слуга, продолжая говорить тем же вкрадчивым шепотком. – Бактры и снаряжение готово. Можем ехать прямо сейчас.

– Ты принял почту?

– Да, Шакаджи, принял, – Бакхи кивнул и преданно поглядел мне в глаза. – Рыбоглазый и двести его бойцов уже вылетели. Если Глаз будет благосклонен, они прибудут на Синфеон еще до зимы.

– Тогда едем. Я собираюсь позавтракать вдали от смрада этого города.

– Да, мой повелитель.

…Лочан баловал бактров остатками лаваша. Увидев меня, он поспешил освободить руки и сложил ладони домиком. Бакхи подвел меня к мускулистому жеребцу, подставил спину, чтоб мне было удобнее забраться в седло. Лочан, к слову, взлетел на своего бактра точно птаха; в помощи он не нуждался – прирожденный всадник. Бакхи проверил, надежно ли прикреплен к спине третьего животного заветный сундучок, и, кряхтя, вскарабкался в седло.

Глухо застучали копыта по пыльной грунтовке. Постройки за нашими спинами становились все ниже и запущеннее; Первый отступал, пригибаясь и отмирая.

Мы выехали на тракт.

Старый слуга-мертвец, мальчик-бастард.

И тот, чье имя войдет в вечность. Тот, кого не скоро забудут в озаренном Глазом газовом космосе.

Сандро Урия, он же – Шакаджи, он же – Лазар Избранник.

А отныне – Лазар Изменник.

Нас ждала долгая дорога.