Прохожему — какое дело,Что кто-то вслед за ним идет,Что мне толкаться надоело,Стучаться у чужих ворот?И никого не замечает,И белый хлеб в руках несет,С досужим ветерком играет,Стучится у моих ворот.Из дома девушка выходит,Подходит и глядит во тьму,В лицо ему фонарь наводит,Не хочет отворить ему.— Что, — скажет, — бродишь, колобродишь,Зачем еще приходишь к нам,Откуда, — скажет, — к нам приходишьСтучаться по ночам?
Колыбель
Андрею Т.
Она:Что
всю ночь не спишь, прохожий,Что бредешь — не добредешь,Говоришь одно и то же,Спать ребенку не даешь?Кто тебя еще услышит?Что тебе делить со мной?Он, как белый голубь, дышитВ колыбели лубяной.Он:Вечер приходит, поля голубеют, земля сиротеет.Кто мне поможет воды зачерпнуть из криницы глубокой?Нет у меня ничего, я все растерял по дороге;День провожаю, звезду встречаю. Дай мне напиться.Она:Где криница — там водица,А криница на пути.Не могу я дать напиться,От ребенка отойти.Вот он веки опускает,И вечерний млечный хмельОбвивает, омываетИ качает колыбель.Он:Дверь отвори мне, выйди, возьми у меня что хочешь —Свет вечерний, ковш кленовый, траву подорожник…
«Река Сугаклея уходит в камыш…»
Река Сугаклея уходит в камыш,Бумажный кораблик плывет по реке,Ребенок стоит на песке золотом,В руках его яблоко и стрекоза.Покрытое радужной сеткой крылоЗвенит, и бумажный корабль на волнахКачается, ветер в песке шелестит,И все навсегда остается таким…А где стрекоза? Улетела. А гдеКораблик? Уплыл. Где река? Утекла.
Дом
Юность я проморгал у судьбы на задворках,Есть такие дворы в городах —Подымают бугры в шелушащихся корках,Дышат охрой и дранку трясут в коробах.В дом вошел я как в зеркало, жил наизнанку,Будто сам городил колченогий забор,Стол поставил и дверь притворил спозаранку,Очутился в коробке, открытой во двор.Погоди, дай мне выбраться только отсюда,Надоест мне пластаться в окне на весу;Что мне делать? Глумись надо мною, покудаВсе твои короба растрясу.Так себя самого я угрозами выдал.Ничего, мы еще за себя постоим.Старый дом за спиной набухает, как идол,Шелудивую глину трясут перед ним.
«Зеленые рощи, зеленые рощи…»
Зеленые рощи, зеленые рощи,Вы горькие правнуки древних лесов,Я — брат ваш, лишенный наследственной мощи,От вас ухожу, задвигаю засов.А если я из дому вышел, уж верноС собою топор прихвачу, потомуЧто холодно было мне в яме пещернойИ в городе я холодаю в дому.Едва проявляется день на востоке,Одетые в траурный чад площадейНапрасно вопят в мегафоны пророкиО рощах-последышах, судьях людей.И смутно и боязно в роще беззвучнойТворить ненавистное дело свое:Деревья — под корень, и ветви — поштучно…Мне каждая ветка — что в горло копье.
«Под сердцем травы тяжелеют росинки…»
Под сердцем травы тяжелеют росинки,Ребенок идет босиком по
тропинке,Несет землянику в открытой корзинке,А я на него из окошка смотрю,Как будто в корзинке несет он зарю.Когда бы ко мне побежала тропинка,Когда бы в руке закачалась корзинка,Не стал бы глядеть я на дом под горой,Не стал бы завидовать доле другой,Не стал бы совсем возвращаться домой.
«Если б, как прежде, я был горделив…»
Если б, как прежде, я был горделив,Я бы оставил тебя навсегда;Все, с чем расстаться нельзя ни за что,Все, с чем возиться не стоит труда, —Надвое царство мое разделив.Я бы сказал: — Ты уносишь с собойСто обещаний, сто праздников, стоСлов. Это можешь с собой унести.Мне остается холодный рассвет,Сто запоздалых трамваев и стоКапель дождя на трамвайном пути,Сто переулков, сто улиц и стоКапель дождя, побежавших вослед.
Ночной дождь
То были капли дождевые,Летящие из света в тень.По воле случая впервыеМы встретились в ненастный день,И только радуги в туманеВокруг неярких фонарейПоведали тебе заранеО близости любви моей,О том, что лето миновало,Что жизнь тревожна и светла,И как ты ни жила, но мало,Так мало на земле жила.Как слезы, капли дождевыеСветились на лице твоем,А я еще не знал, какиеБезумства мы переживем.Я голос твой далекий слышу,Друг другу нам нельзя помочь,И дождь всю ночь стучит о крышу,Как и тогда стучал всю ночь.
«Записал я длинный адрес на бумажном лоскутке…»
Записал я длинный адрес на бумажном лоскутке,Все никак не мог проститься и листок держал в руке.Свет растекся по брусчатке. На ресницы, и на мех,И на серые перчатки начал падать мокрый снег.Шел фонарщик, обернулся, возле нас фонарь зажег,Засвистел фонарь, запнулся, как пастушеский рожок.И рассыпался неловкий, бестолковый разговор,Легче пуха, мельче дроби… Десять лет прошло с тех пор.Даже адрес потерял я, даже имя позабылИ потом любил другую, ту, что горше всех любил.А идешь — и капнет с крыши: дом и ниша у ворот,Белый шар над круглой нишей, и читаешь: кто живет?Есть особые ворота и особые дома,Есть особая примета, точно молодость сама.
«Я боюсь, что слишком поздно…»
Т. О.-Т.
Я боюсь, что слишком поздноСтало сниться счастье мне.Я боюсь, что слишком поздноПотянулся я к беззвезднойИ чужой твоей стране.Мне-то ведомо, какою —Ночью темной, без огня,Мне-то ведомо, какоюНеспокойной, молодоюТы бываешь без меня.Я-то знаю, как другие,В поздний час моей тоски,Я-то знаю, как другиеСмотрят в эти роковые,Слишком темные зрачки.И в моей ночи ревнивойКаблучки твои стучат,И в моей ночи ревнивойНад тобою дышит диво —Первых оттепелей чад.Был и я когда-то молод.Ты пришла из тех ночей.Был и я когда-то молод,Мне понятен душный холод.Вешний лед в крови твоей.