Избранное в 2-х томах (Том 1, Повести и рассказы)

Друцэ Ион Пантелеевич

– На Георге тетушки Фрэсыны?

Русанда смущенно ответила:

– На него... А что - хороший ведь парень!

Замечтавшись, Русанда водила пальцем по ободку тарелки, а рядом, прилепленный к краю стола, догорал забытый девушками огарочек из воска диких пчел. Русанда хотела было потушить, авось еще пригодится, но Домника заслонила его рукой:

– Пускай догорит...

7

Перед рассветом оттаяла крыша, началась капель. Капли падают одна за другой, но никогда не упадут две вместе - только по одной, по одной, по одной...

Домника намотала на палец прядь волос и тянет, тянет, если б сил хватило, вырвала бы. Некому ее бить за то, что забивает

себе голову всякой всячиной. Рядом крепко спит Русанда, а она все думает, думает. И все мерещатся ей две капли желтого воска, - и всего-то одна капля воды между ними, а не сойдутся, не станут рядом. Лучше бы она подумала о другом... Поезд с Тоадером уже, наверное, в Бельцах. Хотелось бы его повидать... Она не в обиде на него ни чуточки, хотя он один виноват. Еще в школе подружился он с Георге тетушки Фрэсыны и приводил его почти каждый вечер. И скоро они к нему так привыкли, словно он был их сыном. Когда ее посылали поить скотину, Георге молча брал ведра и шел вместо нее. А в прошлую зиму он сделал ей дубовую прялку, одну из тех прялок, что служат целую жизнь, и не избавишься от нее, пока не сломаешь. Ничего больше он для нее не делал, и, может быть, ничего б не случилось, не забудь он у них свой платочек. Домника хорошенько выстирала его и вышила крестиком. И однажды, когда Георге выходил от них, она догнала его во дворе и сунула платочек ему в карман.

Георге ничего не сказал. Только, приходя к ним, пристально смотрел на Домнику, словно хотел спросить ее о чем-то, а Домника делала вид, будто занята какой-то работой. Но пришла весна, и однажды, когда Домника сажала картофель в огороде, явился Георге, взял тяпку из ее рук, посмотрел, хорошо ли наточена, и спросил, кто научил ее вышивать.

– Сама научилась. А что?

– Молодчина. Моя мама о тебе прямо гимны слагает - ну что за нитки, что за крестики!..

Домника сказала, что тогда у нее не было ниток, - разве то вышивка? Она сделала ее так, на скорую руку.

– А теперь у тебя есть нитки?

У нее не было ниток, но, сама не зная почему, сказала:

– Теперь есть.

Георге улыбнулся.

– Ну тогда я забуду у вас еще один платочек.

В тот же день она обошла все село, собирая разноцветные нитки, - теперь могла бы вышить все, что угодно. Но только на другой день пролетели над деревней два самолета, и со стороны Прута донесся глухой шум - там гудела и ухала земля.

Георге не забыл у Домники второго платочка.

Теперь ему будет вышивать Русанда - о, она умеет хорошо вышивать. А ей что делать со своими нитками, которыми она любовалась, берегла как зеницу ока? Выбросить?

Падают капли с крыши - одна, опять одна и еще одна...

Нет, она их не выбросит.

И чтобы скорее уснуть, Домника считает капли: одна, две, три, четыре...

Заворочался во сне Трофимаш, но Домника уже не слышала - она спала глубоким сном. Поднялась Русанда и укрыла его. Ей только что приснился дом, который она любила больше всех домов на свете, - большой дом с двумя окнами. Вдруг одно окно открылось настежь, и перелез через подоконник черноволосый парень. Завидев девушку, подошел к ней и сказал:

– Милая...

Светало. Занавески на окнах стали пепельного цвета, и по улице проехал верховой, но ни одна собака не откликнулась на зычные шаги лошади, с трудом месившей раскисшую дорогу.

Русанда вдруг затосковала по своему дому, где легче мечталось и откуда рукой подать до того, который только что сказал ей "милая".

8

Георге почти не помнил своего отца: еще не мог взбираться к нему на колени, когда

остался сиротой. Может, он всего несколько раз за свою жизнь произнес слово "отец", а может, и ни разу. И научился сам делать себе игрушки, и ел виноград только с хлебом, чтобы было сытнее. Возможно, он слишком рано понял, почему их пшеница поспевает позже, чем у других, почему каждую субботу дядя его Петря приходит к ним смазывать телегу и почему, когда он ходит колядовать, люди дают ему два бублика, а остальным ребятам только по одному.

В десять лет он уже ездил пахать, цепляя плуг за задок телеги, - ни поднять, ни снять не хватало еще сил. И так из года в год он оставлял свое детство в играх других мальчишек, а сам чуть свет выезжал в поле, где самой лучшей сказкой был обеденный отдых, самым лучшим товарищем - вороной жеребенок и самой красивой игрушкой - прямая, с теплой гривой борозда. И ночью ему снились рожь, и плуг, и жеребенок, но никогда не снились калитка, звезды и девичьи глаза. И если он был удручен, это означало, что у него плохо взошла рожь; если вечером, вернувшись с поля, он наклонялся приласкать собаку, значит, он хорошо поработал в тот день. А если и одолевала какая-нибудь мелодия, он насвистывал ее, пока шел за водой, чтобы не терять времени даром.

Тяжелый труд сделал из него здоровенного парня, а вечные хлопоты научили спокойной и зрелой мысли. И вот тетушка Фрэсына вдруг увидела намного раньше, чем ожидала, что в доме вырос мужчина - хозяин; деревенские парни нашли еще одного товарища, на которого можно было всегда положиться, и, к великой радости девушек, на вечеринки стал приходить немного застенчивый, молчаливый черноволосый парень.

Сядет, улыбнется и помолчит. Еще помолчит, еще улыбнется. Разговорить его, раскачать не было никакой возможности. Все эти игривые взгляды, намеки, перешептывания летели как пушинки, не задевая его. Натруженный за день, он сидел себе в уголочке, улыбался, погруженный в заботы дня завтрашнего, старался поменьше слушать, пораньше смотаться, так что в конце концов родители местных красавиц стали смотреть на него недобрыми глазами и говорили промеж собой:

– Уж этот наработает, уж этот наживет...

Дело, однако, было вовсе не в этом. Георге был застенчивым по натуре, а его стыдливость осложнялась еще и тем, что жили они с матерью в большом недостроенном доме. Покойный отец собрался было построить его на долгую и красивую жизнь, но ему не суждено было прожить эту жизнь, и заложенный им дом так и остался с заколоченной парадной частью - ни окон тебе, ни дверей. Эти передние комнаты, задуманные отцом для веселых праздников, для гостей, теперь стояли полутемные, служили для хранения зерна, всякой всячины, и это действовало на него угнетающе. Было что-то постыдное в том, что люди собрались для большой, веселой жизни, да вдруг замерли, срезанные на лету.

Для юноши завершить то, что задумано отцом, - дело нелегкое, непростое. К тому же вокруг шелестели одни низкорослые дубовые леса, сосновые доски привозили из Карпат, и стоили они неслыханно дорого. Собственно, доски в конце концов можно было и достать, и мастера хорошего можно было найти, если бы один большой, так чтобы по-настоящему, урожай... А время, как назло, было против - то сплошные дожди, то засуха и недород...

Поле, однако, обещало ему осмыслить, украсить его жизнь, и потому Георге с утра до ночи пропадал в поле. И когда он возвращался усталым и молчаливым, значит, посевы опять горят на корню; если он возвращался веселый и шутил с соседями, значит, дело в том зеленом мире как будто идет на поправку.