Избранное в 2-х томах (Том 1, Повести и рассказы)
Шрифт:
Господи, да вырастут когда-нибудь эти косички или уж лучше отрезать их? Мама говорит, что вырастут - есть еще время. Так пусть вырастут сейчас, потом ей уже будет все равно. Что из того, что у ее матери сейчас длинные косы, - разве приходит кто-нибудь посмотреть, какие косы у тетушки Катинки?
Русанда поздоровалась с парнями и поднялась на мост.
– Ты куда, Русанда?
При постороннем девушка не решилась взглянуть на Георге. Привстав на цыпочки и пробуя, крепко ли держат доски моста, ответила:
– Иду на базар.
– Подожди, пойдем вместе.
–
Выйдя из села, Георге спросил:
– Пойдем по тропинке, напрямик?
"По тропинке пойдет все село, - подумала Русанда, - каждый будет нас останавливать, рассказывать всякую чепуху".
– Пойдем лучше по дороге.
А была эта дорога широка и красива, окаймленная подорожником, и долго еще идти им рядом, - правда, дорога исчезает за поворотом, но это ничего не значит, потом она идет долиной до самой станции, а до станции еще далеко, только еле виднеются два серых тополя, и рядом с ними висит тонкая струйка дыма, - видно, на станции стоит поезд.
Вдоль дороги замер, призадумавшись, длинный ряд старых акаций и, обласканный теплым летним солнцем, отбрасывает густую тень далеко посреди начавшего уже колоситься пшеничного поля. Слабый ветерок то утихнет, то снова начнет качать колоски, и вместе с ними качаются, точно лодки по морю плывут, тени древних акаций.
Они идут молча, рядом, и лица их светлы, и на душе светло, и хотелось бы им обоим идти вот так да идти и чтобы конца и края у этой дороги не было. Ветер треплет рукава тоненькой кофточки, треплет прядку волос. Девушка на ходу пытается то и дело заправить ее под косынку, и при этом случается, что ненароком тоненькая кофточка чуть заденет жесткий суконный рукав парня. И содрогнутся, и застесняются, и оба вздохнут, хотя вокруг, насколько видит глаз, - ну ни живой души...
Собственно, ради этих треволнений и отправлялись в путь. Это и называлось в Валя Рэзешь пойти вдвоем в воскресенье на ярмарку.
21
Как они узнают, как они договариваются между собой, эти девушки, один господь знает. Но едва только старшие соберутся куда-нибудь из дому и девушка остается одна, к ней сразу слетается целая стая подружек - и секретничают, и сплетничают - всю бы жизнь слушал, если бы хватило терпения усидеть на месте.
В то воскресенье бадя Михалаке и тетушка Катинка решили сходить после обеда в гости к Григорашу - его недавно назначили агентом по поставкам, и надо было, так сказать, возобновить с ним родство.
Но едва бадя Михалаке успел подровнять свои рыжие усики, как пришла Домника.
Хлопнула наружной дверью так, что с лампы слетели все мухи, постояла в сенях, потом постучала. Это была одна из проказ Домники. Во всем селе в дверь стучали только учителя, и стоило посмотреть на Домнику, когда, постучав, она слышала за дверью торопливую перебранку:
– Уберите скорей эти вещи!
– Зачем ты выдвинула кадку из-под лавки?
– Да ты что тянешь, не видишь - это сапоги!
Домника стучала еще раз и, чрезвычайно довольная переполохом, появлялась на пороге. Так она дня три подряд обманывала свою соседку тетушку
– Да входи же, что ты там дуришь!
Услышав стук в дверь, бадя Михалаке неизвестно зачем надел шапку и приказал Русанде:
– А ну, поищи те квитанции. Живо!
На столе стояла миска с молоком, и тетушка Катинка, не зная, куда ее деть, накрыла новым полотенцем.
Только спустя несколько секунд бадя Михалаке, слюнявя палец и перелистывая квитанции, ответил:
– Пожалуйста.
Домника сперва приоткрыла дверь, чтобы посмотреть, удалась ли шутка, и лишь потом вошла.
– Добрый день.
– Расти большая!
– улыбнулся бадя Михалаке.
А тетушка Катинка рассердилась:
– Ты чего стучишь, а? Не можешь войти, как все люди?
– Как же я войду? А может, здесь кто купается?!
– Купается! Вот замочила полотенце в миске...
Но бадя Михалаке спрятал квитанции обратно за икону, потом незаметно поднял с полу соломинку и в то время, как девушка внимательно рассматривала фотографии на стене, стал щекотать ей за ухом. Домника отмахнулась - ну и мух же этим летом! Бадя Михалаке подождал немного, потом снова принялся за свое. Девушка обернулась и вопросительно посмотрела на него, но он с серьезным видом одевался и смотрел в окно на сороку, что сидела на воротах и чистила клюв.
– Баде Михалаке...
– Что?
– Это вы балуетесь?
– Чего-чего?
Нет, наверно, все-таки муха. Снова стала рассматривать фотографии, и опять что-то щекочет за ухом.
– Баде Михалаке...
– Да что ты, девушка, привязалась?
– Покажите-ка руки!
Он спрятал соломинку между пальцами.
– Смотри.
А когда тетушка Катинка собралась в дорогу, бадя Михалаке, направляясь к двери, подмигнул Домнике:
– Чтоб больше не стучалась.
Как только остались одни, Домника спросила:
– Это он щекотал мне за ухом?
– А то кто же!
– Гм!
– Она потрогала себя за ухо.
– А по лицу и не узнаешь! Видно, и он был когда-то ухватистым парнем...
А дел, сколько у них сегодня дел! Во-первых, нужно было сделать прическу, как у фельдшерицы, с сердечком посредине; потом Домника получила письмо от одного бойца, и надо было написать ему такой ответ, чтобы тот не понял, что она хотела ему сказать. Кроме того, Домника собиралась кое о чем спросить Русанду, но это она решила отложить на самый конец.
Начали с письма. Не было чернил, но они сделали их из химического карандаша. А ручка - это пустяк, привязали ниточкой перышко к карандашу вот тебе и ручка.
– Писать ты будешь?
– спросила Русанда, вырывая листочек из тетрадки.
– Нет, пиши ты, у тебя почерк красивее.
Русанда обмакнула перо и поставила в правом верхнем углу число.
– А хоть красивый этот твой боец?
– Кра-сивый. Похож на Скридона.
Русанда с удивлением взглянула на подругу.
– Откуда ты взяла, что Скридон красивый?