Избранное в 2-х томах (Том 1, Повести и рассказы)
Шрифт:
А вот показалась и родная его крыша. Георге пристально глядел - может быть, увидит и там верхушку стога, - но, кроме крыши, ничего не увидел. Ну да ладно, отдохнет немного и начнет возить хлеб.
Урожай собрали поздно, без него, так хоть бы не отстать от других с вывозкой.
На несколько секунд задержался во дворе - опять забыли поставить телегу под орех в тень.
Когда открыл дверь, мать вышла ему навстречу из каса маре - видно, молилась.
– Ну доброе утро.
– Сыночек ты мой! Приехал наконец-то...
Георге улыбаясь слушал этот поток слов, потом уселся на лавку, и только уселся, всю усталость будто рукой сняло.
Тетушка Фрэсына поливала ему из глиняной крынки и, пока он умывался, все говорила, говорила и никак не могла остановиться:
– А этот жеребенок не хочет даже бежать за телегой, когда видит, что лошадей погоняет дядя Петря, и как возвращается с поля, выходит к воротам и стоит, стоит... Ждет тебя. А баде Зынелу прислали три медали, которые заслужил Тоадере, царство ему небесное. И большие люди прислали ему бумаги и в этих бумагах очень хвалят Тоадера. Зынел ходил с ними в район, там тоже хвалили. А ты еще не видел, что у нас нового в доме?
Георге удивился: что нового может быть у них в доме?
– Умойся, сейчас покажу.
Георге пошел за ней, вытираясь на ходу.
– Вот посмотри.
Под зеркалом на стене висело полотенце с вышитым на нем горошком в пору своего цветения. Ну цвет горошка, он, как известно, скромен и застенчив, розовая капелька, два-три лепестка, только и всего; зато листва - это целое пиршество. На широком льняном полотенце играло и переливалось всеми цветами бессмертное царство зелени - от темно-зеленого, почти черного, до дымчатого, прозрачного, такого хрупкого, что сквозь него, казалось, просачивались и солнце и воздух.
Это был, конечно, хыртопский горох. Это было вышито для него. Это был намек на их общую тайну, но, бог ты мой, было еще какое-то роковое предзнаменование, чем-то эта вышивка смахивала на конец, на прощание...
– Не знаю, - сказал Георге с некоторым сомнением, - стоило ли на это тратиться...
– Ну тратиться! Мне его вышили... Подарок, - пояснила она и пристально посмотрела на Георге, стараясь угадать по его лицу, то ли слово сказала, она очень редко пользовалась новыми словами, боясь, что произнесет их неправильно.
– И кто вам сделал этот подарок?
– Русанда.
Георге удивленно посмотрел на нее, и тетушка Фрэсына, боясь, как бы он не стал ее бранить за то, что она вмешивается в чужие дела, начала торопливо рассказывать:
– Была и позавчера, и вчера, и столько мы переговорили! И она, бедняжка, наплакалась, и я ей поведала все свои горести. И еще она сказала, Георгицэ, чтобы ты,
– Куда?!
– Едет на курсы, и когда вернется, будет уже учительницей у нас в селе.
Тетушка Фрэсына на минутку остановилась: что он скажет? Но Георге молчал, и она поехала дальше:
– Оставь эту ложку, я дам тебе другую... И глядите только - что делается на белом свете? Я положу тебе большую подушку, она пуховая, и как положишь голову, сразу уснешь. И что делается на этом свете, говорю я? Вот уж не думала, не гадала, и в голову никогда не приходило, что моей невесткой будет учительница.
Георге отрезал ломоть хлеба, молча стал жевать, словно ничего и не слышал.
– А что, и чудно заживем: я уже старая, встану пораньше, сготовлю еду, накормлю вас обоих - одного в школу, другого в поле. А на тот год и ты поедешь в Сороки, ведь у тебя не меньше классов, а землю сдадим, когда будет колхоз.
Тетушка Фрэсына, видно, все уже обдумала и решила, и Георге ничего не оставалось, как поесть, выспаться и к вечеру посылать сватов. И тетушка Фрэсына была очень удивлена, увидев, что Георге бросил на телегу веревки и стал запрягать лошадей.
– Как, ты не идешь к Михалаке?
Георге ничего не ответил. Он не решался идти вот так, в будничный день. Соседи засмеют. Если она будет во дворе - их счастье.
Тетушка Фрэсына стала у ворот и долго глядела ему вслед, и только когда увидела, какой стороной он едет в Хыртопы, облегченно вздохнула:
– Слава богу...
По двору бади Михалаке разгуливал поросенок - выдернул колышек, к которому был привязан, и теперь ходил, обнюхивая все, что ни попадется по пути; у завалинки лежал вверх дном бочонок, на котором сушился на солнце только что выкрашенный фанерный чемодан.
"Проеду еще раз... когда буду ехать за снопами".
Но в этом уже не было необходимости: впереди, посреди дороги стояла Русанда с полными ведрами и ждала, когда он подъедет поближе, чтобы перейти ему дорогу. Перейти кому-либо дорогу с полными ведрами - означает пожелать удачи, и это очень ценится в молдавских селах. Перейдя дорогу, Русанда поставила ведра на землю, подошла, прислонилась к телеге, чтобы быть к нему ближе.
– Когда приехал?
– Только что.
– И сразу снопы возить?
– Такова судьба трудового крестьянства...
Русанда покраснела, пристально посмотрела на него.
– Вот и ты надо мной смеешься. Только напрасно. И я встала чуть свет... Тебе не сказала мама?
– Она мне тараторила два часа подряд и все не могла остановиться. Когда ты уезжаешь? Завтра?
– Я и так опаздываю на два дня...
Его удивило, что она решила такое важное дело в своей жизни, совершенно не посоветовавшись с ним. Ну хорошо, она советовалась с родителями. Но он, значил ли он хоть что-нибудь в ее жизни?