Избранное в 2 томах. Том 2
Шрифт:
Он пристально смотрел на Ольгу и уткнулся в свои бумаги только тогда, когда шаги в коридоре раздались совсем близко. Но не успел человек пройти мимо, как он снова поднял глаза.
— Слыхала, — ответила Ольга, — и думаю, что партизан будет все больше и больше.
Миколайчик пристально смотрел на Ольгу, и глаза его улыбались ей.
— Да, да, что-то народ не мирится с…
Он оборвал на полуслове, точно ожидая, что Ольга закончит его речь, подскажет ему, с кем же не мирится народ.
Но Ольга молчала, не зная, как держать себя,
— Не мирится… с новым порядком.
Потом он спросил:
— Что с вами? Вы плохо себя чувствуете? Вы все молчите.
Тогда Ольга наконец сказала:
— Простите, Миколайчик, но сейчас такое время… Я не знаю… вы понимаете… наш первый разговор…
— Отлично! — чуть не крикнул Миколайчик. — Вы не забыли о нашем разговоре!
Он хотел еще что-то сказать, но в эту минуту в дверь заглянула уборщица с щеткой и ведром и, увидев, что в комнате еще работают, прошла дальше.
Когда за нею захлопнулась дверь соседней комнаты, Миколайчик опять заговорил. Но тон его был теперь совсем иным. Он говорил с мягким ударением на каждом слове, как говорят, когда хотят показать собеседнику всю значительность своих слов, но в то же время стараются не слишком резко подчеркивать стоящую за ними тайную мысль.
— Ольга, — произнес Миколайчик, — нам известно, что вы вернулись на работу по специальности…
Ольга подняла глаза.
— Нам известно, что вы работаете сейчас стенографисткой у майора Фогельзингера…
— Откуда вы это знаете? — искренне удивилась Ольга.
Уборщица вышла из соседней комнаты — на минутку, за ведром, которое она оставила у порога, — и Миколайчик не ответил на вопрос Ольги. Однако он не оборвал свою речь.
— Так вот, — сказал он погромче, — остается ли у вас свободное время для того, чтобы взять у нас сверхурочную работу?
— Но откуда вы знаете? — повторила Ольга в крайнем изумлении.
Уборщица снова исчезла за соседней дверью, и Миколайчик ответил Ольге. Глаза его все время улыбались.
— Ах, Ольга, мы ведь живем с вами в советском городе, и вокруг нас с вами живут тоже советские люди, и совершенно естественно, что каждый советский человек интересуется, как живут и что поделывают другие советские люди. Таким образом мы знаем, что делаете вы…
— Кто это — мы?
Миколайчик посмотрел Ольге в глаза — без улыбки — твердо и ясно.
— Неужели вы думаете, что весь советский актив только там, — он махнул рукой на восток, — на фронтах, или там, — он махнул рукой в противоположную сторону, — в партизанских отрядах и партизанских краях. Есть еще…
— Миколайчик! — крикнула Ольга и схватила руку Миколайчика, лежавшую на столе. — Миколайчик, милый!..
Она почувствовала, как запылала у нее грудь и горло сжалось от спазм.
Миколайчик руки не отнял, он только поднял другую руку и сделал пальцем предостерегающий жест. Глаза его опять засмеялись. А голос в это время загремел так, что слышно стало и в коридоре:
— Послезавтра
Ольга глубоко вздохнула, стараясь унять свое трепещущее сердце, и, закрыв глаза, сказала ровным, спокойным, безразличным голосом:
— Вы получите готовый текст через два часа, если в моем распоряжении будет машинистка. Без машинистки — через четыре часа.
Трудно, ужасно трудно было ей выговорить эти простые слова после того, что она услыхала. Но Ольга отлично справилась с этой задачей, открыв глаза, она посмотрела на Миколайчика. Видно, много сказали ему в это мгновение ее глаза и так красноречив был их язык, что Миколайчик весь вспыхнул и радостно закивал головой.
— Отлично! — воскликнул он. — Итак, вы начинаете у нас работать!
В комнату вошла уборщица и остановилась на пороге.
— Я доложу пану бургомистру! — прокричал Миколайчик. — Имейте в виду, что вы будете обслуживать бургомистрат, так что возможна выдача всяких продуктов. И вообще…
— Да скоро ли вы пойдете домой? — ворчливо спросила с порога уборщица. — Все уж разошлись. Мне убирать надо. Вот-вот караул придет…
После окончания работы, когда расходились все служащие, в бургомистрате на каждом этаже выставлялся караул. Караульные стояли на часах в пустом помещении и никого туда не пропускали. В бургомистрате нечего было караулить, но полиция таким образом охраняла все «правительственные учреждения», опасаясь, как бы ночью под них не подложили мины.
— Сейчас, сейчас, — ответил Миколайчик, — мы немного задержались!
Он вскочил и взял с вешалки свою шляпу.
— Так не забудьте, послезавтра вы начинаете работу. Не опаздывайте. Пан бургомистр этого не любит. Будьте здоровы… Хотя мы ведь можем выйти вместе.
Он пропустил Ольгу вперед, уборщица потащила в комнату свои щетки и ведра, а они пошли рядом по коридору. Коридор был пуст, на лестнице тоже почти никого не было — отдельные служащие торопились поскорее уйти, только навстречу поднимались уборщицы со щетками и тряпками.
Ольга шла легким шагом. Ей было весело и радостно, словно и не бывало этого страшного года оккупации, словно все было так, как в прошлом году, когда они с Миколайчиком торопились на стадион «Динамо» — на очередной матч.
Вдруг Миколайчик сказал:
— А сейчас мы пойдем с вами на матч.
Ольга даже остановилась, так дико прозвучали эти слова.
— На матч, на матч! — чуть не пропел Миколайчик, обходя двух машинисток, которые вышли на втором этаже из комнаты с табличкой на дверях «Машинописное бюро отдела пропаганды». — Ведь вы не забыли, что мы с вами уговаривались пойти на матч?