Избранное в двух томах. Том 2
Шрифт:
чем тридцатилетней давности — представление к орденам участников отражения
первого налета на Москву. Там относительно Титенкова специально
подчеркивалось: «Летает на новых типах самолетов днем и ночью». Это было
тогда центральной задачей! И Титенков не просто летал па своем Яке днем и
ночью — с первой же встречи с противником боевой успех сопутствовал этому
смелому и умелому летчику. Двадцать второго июля он сбивает тяжелый
«Хейнкель-111» с немецким
Через два дня — двадцать четвертого — одерживает победу над «Юнкерсом-88»
(на представлении к награде об этом сделана карандашная пометка рукой
командира корпуса Климова — пока готовили наградной материал за первую
победу в бою, Титенков увеличил свой счет). Двадцать девятого июля Титенков с
товарищами в групповом бою заваливают еще один «хейнкель». Отлично
начиналась боевая биография этого настоящего аса!
Не раз фигурировали в боевых донесениях и оперативных сводках фамилии
летчиков Лапочкина, Бокача, Гошко, Горелика, Кухаренко — всех не
перечислишь.
Ночью седьмого августа таранит своего «хейнкеля» Талалихин. Можно, конечно, спорить о степени целесообразности тарана как приема воздушного боя, особенно в условиях количественного превосходства авиации противника, когда
потеря по одному самолету с каждой стороны для нас была относительно гораздо
71
более чувствительна, чем для врага. Бесспорно и то, что, в общем, не от хорошей
жизни шли наши летчики на таран — конечно же это отражало слабость
вооружения советских истребителей, особенно старых типов.
Характерно, что по мере насыщения нашей авиации истребителями новых
типов, совершенствования оружия и, может быть, главное — роста боевого
мастерства наших летчиков число таранов резко пошло па убыль. Так, в первое
полугодие 1944 года, несмотря на общее увеличение масштабов боевых действии
в воздухе, таранов зафиксировано в восемь раз меньше, чем в первые, самые
трудные шесть месяцев войны.
Изменился и взгляд на таран наших самых опытных и авторитетных
летчиков.
Трижды Герой Советского Союза Александр Иванович Покрышкин, сбивший
за годы войны пятьдесят девять самолетов противника и, кстати, сам никогда к
таранному удару не прибегавший, вспоминал в связи с этим поучительный
эпизод, случившийся с прекрасным, но в то время еще молодым и неопытным
летчиком Славой Березкиным:
«В боях на Украине он получил приказ сбить фашистского корректировщика
— знаменитую «раму». И вот в воздушном поединке, когда его ведущий связал
боем истребителей врага, прикрывавших «раму», Березкин атаковал
корректировщика.
огня. И тогда Слава. . пошел на таран.
Мотивы его поступка были всем ясны: человек не сбил еще ни одного
самолета, и его, смелого и честного парня, мучила совесть. Однако погибла
машина, и мы долгое время не знали о судьбе самого летчика. Наконец, худой, бледный, с перебитой ногой, он явился в часть.
Я смотрел на Березкина, слушал его и думал: конечно, таран — это подвиг, который может совершить только сильный духом и преданный Родине человек.
Но теперь (дело происходило во второй половине войны.— М. Г. ), когда мы
имели новые, маневренные, прекрасно вооруженные машины, когда наше
превосходство в воздухе стало очевидным, таран, как говорится, вышел из
моды. . К нему можно было
72
прибегать лишь в исключительных случаях, когда сложилось безвыходное
положение. .»
Ничего не скажешь — точка зрения разумная и убедительная. Но, при всем
при том, нельзя, размышляя о таране, полностью сбрасывать со счетов и такой
первостепенный на войне фактор, как моральное воздействие этого отчаянного
приема воздушного боя на немецких летчиков. Они знали, что наши истребители
идут и на такое, и это знание отнюдь не прибавляло им бодрости. Летом и осенью
сорок первого года пренебрегать подобными обстоятельствами не приходилось!
И что уж совсем бесспорно — это оценка личных качеств летчика, пошедшего на таран. Товарищи по оружию смотрели на него как на героя и, конечно, были в этом совершенно правы. Чтобы таранить врага, нужно большое
мужество. Риск тут чрезвычайно велик. За примерами далеко ходить нам не
приходилось: они были и в истребительной авиации ПВО Москвы. Во второй
половине августа — вскоре после Талалихина — летчик 24-го полка Деменчук
(кстати, сбивший в тот же день «Юнкерса-88» «обычным» способом) таранил
«Хейнкеля-111» и погиб при этом.
Правда, были и другие примеры — примеры большого мужества, сочетавшегося с редким искусством пилотирования.
В первой, журнальной, публикации этой повести я рассказывал о таране, выполненном летчиком Катричем. Позже я узнал, что это был не первый таран в
небе Подмосковья, после которого летчик не выбросился с парашютом, а сумел
благополучно посадить свой самолет. Еще в начале июля 1941 года лейтенант С.
С. Гошко, у которого в бою отказало оружие, таранил под Ржевом «Хейнкеля-111» и, сбив таким образом противника, произвел на своем истребителе посадку.